Любанька - стр. 3
– Та-а-к, – взбешенная мать побагровела до корней волос и со всего размаха швырнула вилку в тарелку со сметаной. Белые брызги полетели в разные стороны, в том числе и на папины брюки, – Ты и дитю про свои подвиги рассказываешь?! Кобель!
– Истеричка! – завопил отец, выпрыгивая из-за стола, – Невозможно пожрать без скандала! – и поспешно оттирая запачканную одежду салфеткой, побежал за ворота, подпрыгивая, как сайгак.
– Мама, я так не могу! Больше не могу! – запричитала истерящая ревнивица, испугав задремавшую на свежем воздухе Надьку, отчего та захныкала и снова отчаянно попросилась на ручки, – Ах, Наденька, отстань, иди к бабушке! Нет сил у меня. Никаких сил. Сейчас опять будет орать! Невозможно.
– Самогоночки пойду принесу, – решила бабушка авторитетно, тяжело привставая со стула, и поковыляла к погребу, стараясь щадить страдающие подагрой стопы. Минуты две спустя, она торжественно прошествовала к столу, бережно прижимая к груди прозрачную бутыль с мутной жидкостью, – Самогоночка лечит и душу, и тело. Пойдемте, дети, со мной в дом, я вам куколок дам, а мы с мамой поговорим.
А осенью Любку отдали на подготовительные курсы в сельскую школу. Измордованная младшим ребенком и натянутыми отношениями с мужем, мама Таня принять старшую дочь в семью оказалась не готова. Безусловно, Татьяна после Любкиного отъезда в деревню стремительно похорошела и почти полностью восстановила свое душевное равновесие, но полюбить толстую и несуразную девочку никак не могла, поэтому находила сотни поводов увернуться от решения, повествуя о своей нелегкой жизни с преувеличенным драматизмом.
Добрая бабушка жалела Любаньку и была счастлива гладить ее вечерами по смоляным кудряшкам, поэтому на отъезде внучки в город особо не настаивала, соглашаясь, что жизнь сложная штука. Но потом случился первый класс и первый конфуз.
– Это же просто кошмар! Это вопиющее безобразие, – возмущенно завопила училка, совершенно случайно застав Любу со спущенными штанами в мальчуковой комнате общежития, – Я вашим матерям все расскажу! Ремня бы вам всыпать! А ты, Люба, как же ты можешь?!
– Мы не виноваты, – равнодушно изрек самый старший из пацанов, Василий. Вы, Инна Петровна, у нее спрашивайте.
– Вася, как же так? У тебя же сестренка младшая есть! Что же вы творите?!
– Инна Петровна, на что там смотреть? Это даже неинтересно. Мы же не педофилы.
– Вася! Что за слова?
– А то, что никто Любку не раздевал и не собирался. Мишаня пошутил, что некрасивых даже в проститутки не берут. Не прав, видать, самая дорога тебе туда, Люба! В проститутки.