Луша - стр. 6
Фигура широкоплечего полковника соревновалась бы монументальностью со столом, если бы все не портила гримаса боли. Казалось, ему трудно держать открытыми одутловатые веки. Клыков недавно был срочно доставлен в реанимацию с приступом, а оттуда – на операционный стол. В учреждение его привез безотказный шофер Ганин. Привел, усадил, заварил крепкого чая и ждал сейчас внизу, балагуря с ночной охраной на вахте у входа.
– Ну… докладывай! Что… стряслось? – раздался сип задыхающегося больного животного. – Москва доклад… требует. Срочно. С опера…ционного стола стащили… черти. Я тебя оставил… за главного. Что стряслось-то, а, Тихий?!
Клыков положил под язык таблетку и шумно отхлебнул остывшего чаю. Серебряный подстаканник со спутником, как и часы, был подарком сослуживцев.
– Николай Иванович, во время официального визита шахини Ирана в школу номер три возникла нештатная ситуация, могущая повлечь нежелательные последствия, – раздался обесцвеченный голос того, кого полковник назвал Тихим. Тихий сидел по левую руку начальника за длинным столом для совещаний. Перед ним – хорошо освещенная верхним светом папка из черной кожи. – Я подготовил подробный доклад, Николай Иванович… Разрешите…
Тихий выглядел моложе, но его трудно описать, как трудно описать дым. Ему могло быть и двадцать девять, и сорок. Цвет его волос полностью сливался с дубовыми панелями на стенах. Глаза цвета мокрого цемента были из тех, что забываются моментально, и только руки, которыми он мимолетно и немного нервно дотрагивался до своей кожаной папки, были весьма примечательны. Очень белые, тонкие пальцы с хирургически бесцветными ногтями, мягкой бескостностью напоминали вкрадчивые движения щупалец.
– Да не тяни!..
– Инцидент состоит в следующем. Учащаяся школы Лукерья Николаевна Речная…
– Лукерья?
– …Лукерья Речная, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения, вступила в несанкционированную беседу с шахиней Ирана во время ее визита в школу номер три Центрального района. И хотя беседа была инициирована целиком высокой гостьей, Лукерья произнесла самостоятельный текст, который мог быть истолкован как содержащий критику качества советских товаров.
Лицо Николая Ивановича немного ожило. Подтянулись бледные брыли в седой щетине.
– Черт побери! О… о чем говорила?
– Лукерья заявила, что у нее сломался недавно купленный в советском магазине портфель. Который она продемонстрировала шахине.
– О чем еще?
– Про… книжки.
Тихий сознавал, что прозвучало глупо.
– Какие книжки? Антисоветчина?
– Нет.
– И все? Так из-за чего сыр-бор? Погоди… Кто-кто визировал школьников… Коврова?