Луньюй. Изречения - стр. 20
Учитель вопрошал:
– Разве посмею я претендовать на то, что обладаю высшей мудростью и человечностью? Но я стремлюсь к ним ненасытно, учу других без устали, вот это лишь и можно обо мне сказать.
Гунси Хуа заметил:
– Но мы, ученики, этому как раз не можем научиться.
Когда Учитель тяжко заболел, Цзылу просил позволить вознести молитву. Учитель у него спросил:
– А делают ли так?
Цзылу ответил:
– Делают. В Молитвеннике сказано: «Воздам молитву за тебя духам Неба и Земли».
Учитель возразил:
– Я уж давно молюсь.
Учитель говорил:
– Расточительность ведет к непокорности, а бережливость – к захудалости. Но лучше захудалость, чем непокорность.
Учитель молвил:
Глава 8. Великий первенец
Учитель сказал:
– Великий Первенец, он может называться человеком высшей добродетели. Три раза уступал трон Поднебесной, и народ не мог от восхищения даже найти слова, чтобы его восславить[67].
Учитель говорил:
– Почтительность вне ритуала утомляет, а осторожность вне его ведет к трусости; при смелости вне ритуала поднимают смуту, от прямоты вне ритуала становятся нетерпимы.
Если благородный муж привязан душой к близким, в народе процветает человечность; если не забыты им старые друзья, народ не поступает низко.
Когда учитель Цзэн был тяжко болен, то он созвал своих учеников и им сказал:
– Откройте мои ноги! Откройте мои руки! В Песнях сказано:
Отныне стало мне понятно, что я могу остаться цел, мои сынки!
Когда учитель Цзэн был тяжко болен и Почтительный из Старших[68] навестил его, учитель Цзэн сказал:
– Птицы перед смертью горестно кричат, люди перед смертью говорят о важном. Благородный муж находит тройственную ценность, заключенную в пути: во внешности, манерах он далек от грубости и небрежения, серьезным выражением лица способен заслужить доверие, в речах, их тоне избегает пошлости и фальши. А что до расстановки жертвенных чаш, для этого имеются свои чины.
Учитель Цзэн сказал:
– Умелому советоваться с неумелым, талантливому спрашивать у бесталанного, иметь, но делать вид, что не имеешь, пустым казаться, когда полон, и оставлять обиду без ответа – так вел себя мой друг когда-то.
Учитель Цзэн сказал:
– Не это ль благородный муж, кому мы можем вверить сироту, судьбу страны размером в сотню ли[69], кого нельзя склонить к измене долгу? Он, безусловно, благородный муж.