Лучшие повести для девочек (сборник) - стр. 72
– Ах, нет, душки, позовите, – вмешалась кроткая Варя, – каково ей одной, бедняжке, разговляться в своей комнате.
Мы как по команде вскочили и бросились в комнату фрейлейн.
Она, действительно грустная, одинокая, готовилась встречать Светлый праздник, и наше предложение было как нельзя более кстати.
Она охотно разделила наше скромное пиршество, шутя и болтая, как равная нам.
Мне взгрустнулось при воспоминании о Нине, не спавшей, может быть, в эту пасхальную ночь.
– Фрейлейн, – робко обратилась я к немке, – могу я сейчас сбегать в лазарет к Джавахе? Ведь она совсем одна!
– А если она спит?
– Нет, фрейлейн, Нина не будет спать в эту ночь, – убежденно проговорила я. – Она ждет меня, наверное, ждет.
– Ну, тогда Бог с тобою, иди, моя девочка, только тихонько, не шуми и, если княжна спит, не буди ее. Слышишь?
Я не ошиблась. Княжна лежала с широко открытыми глазами, и, когда я вошла к ней, она нимало не удивилась, сказав:
– Я знала, что ты придешь.
К моему великому огорчению, она не пожелала попробовать ничего из принесенной мною от нашего розговенья Катриной стряпни и только радостно смотрела на меня своими мерцающими глазами.
Я рассказала Нине о моем сне.
Ее охватило какое-то странное лихорадочное оживление.
– Ты говоришь: я полетела от вас, да? Знаешь ли, что это значит, Люда?
– Что, милая?
– Да то, что Maman, наверное, отпустит меня до экзаменов и я увижу Кавказ скоро-скоро. Я поднимусь высоко в наши чудные кавказские горы и оттуда, Люда, пошлю тебе мой мысленный горячий поцелуй!
Как она хорошо говорила! В ее несколько образной, всегда одушевленной речи сквозила недюжинная, не по летам развитая натура. Я слушала Нину, вдохновившуюся мыслями о далекой родине, и в моем воображении рисовались картины невиданной, увлекательной страны…
Мы проболтали часов до пяти. И только возвращение от обедни лазаретного начальства заставило меня уйти от нее и вернуться в дортуар, где я быстро уснула здоровым детским сном.
Праздник Пасхи прошел скучнее Рождества. Многие из нас, ввиду близких экзаменов, взялись за книги. Одна Бельская, «неунывающая россиянка», как ее прозвал в шутку Алексей Иванович, и не думала заниматься.
– Бельская! – окликивала ее, погрузившуюся в какую-нибудь фантастическую правду-сказку, всегда бдительно следившая за всеми нами фрейлейн, – ты останешься в классе на второй год, если не будешь учиться: у тебя двойка из географии.
– Ах, фрейлейн-дуся, – восторженно восклицала Бельская, – как они дерутся!
– Кто дерется? – в ужасе спрашивала фрейлейн, прислушиваясь к шуму в коридоре.
– Да дикие! – захлебывалась наша Белка, показывая на картинку в своей книге.