Лучезарная - стр. 23
Я коснулась ее щеки, а она дотронулась до моей. Кожа жрицы была гладкой и прохладной, только татуировка на подбородке пульсировала жаром. Я закрыла глаза. Первое воспоминание, которое я нашла, произошло сегодня утром. Таддас склонялся над Мбали, тепло улыбаясь. Его борода щекотала ей шею. Потом его губы коснулись ее рта и…
Я отшатнулась, распахнув глаза.
– Ну? – Мбали наклонила голову набок.
– Я… ничего не увидела, – пролепетала я. – Но попробую еще раз.
Я снова осторожно дотронулась до жрицы, надеясь, что в следующем воспоминании не увижу эти странные игры, в которые играют взрослые. Мне повезло.
– Накануне вы были на торжественном вечере, – сказала я. – Праздник, где присутствовали только император и Совет. На пиршестве было много еды. Вы рассказывали историю. – Я покосилась на Олугбаде. – И она разозлила Его Императорское Величество.
Жрица застыла, пульс застучал в ее висках.
– Девчонка могла узнать кое-что от слуг, – выпалила Навуси. – Это ничего не доказывает.
– Но никто не слышал историю, – прошептала Мбали. – Никто, кроме членов Совета.
– Тогда пусть повторит ее, – потребовала Навуси.
Я вновь коснулась щеки Мбали, вызывая в ее памяти частное торжество. Жрица рассказывала историю, аккомпанируя на барабане и держа в руке флягу из козьей шкуры. Она била в барабан то быстрее, то медленнее, и точно так же ее голос становился то громче, то тише.
Мои бедра покачивались в такт музыке, пока я повторяла ее историю.
– У фермерского сына есть манговое дерево, эгей. Он держит дерево в горшке возле постели. Такое хрупкое деревце! Он шепчет растению похвалу днем и ночью. Ему нравится, как пахнут ветви, эш-ш, эш-ш. У других детей – собаки, козы и курицы. Но не у нашего мальчика: он боится тех, кто может лаять, ау-у, или кусать, цап!
У дерева нет рта. У дерева нет когтей. Дерево зависит от мальчика, и только от него. От воды, которую он дает, пш-ш. От света, р-ра.
«Бедное дерево, – шепчет он и гладит ветви. – Ты слишком слабое, чтобы плодоносить. Ты не приносишь пользу ферме. Тебя не продать на рынке. Для всех ты бесполезно, кроме меня».
Но ветви дерева растут и крепнут, э-гей! Вверх, вверх, вверх, за одну ночь!
«Бедное дерево, – охает сын фермера и срывает единственный плод манго. – Удивительно, что ты вообще зацвело».
На следующее утро на дереве уже три манго: за, за, за!
«Ты никогда не сможешь приносить столько плодов, чтобы мы могли продавать их», – говорит сын фермера.
Вверх, вверх, ночью наше дерево тянется ввысь. Ветви отбрасывают длинную густую тень. Мальчик смотрит, и его колени дрожат: