Ловушка для Боба - стр. 28
— Слушай, неужели я вчера так нализался? — закашливаюсь, сухой и шершавый язык едва шевелится во рту. — Дай воды, будь другом.
— Воды? Держи!
Холодный поток опрокидывается мне на голову.
— Спятил? — вскакиваю и с кулаками бросаюсь к Мишке. — В нос хочешь?
— Фу, ну и запашок от тебя! — он машет руками. — Зато ты проснулся. Живо в душ! У тебя пять минут. Все уже ждут.
— Да скажи хотя бы, что случилось?
Мишка толкает меня в спину и, так подпинывая, отправляет в ванную, но сам не уходит, стоит под дверью, словно караулит, не сбегу ли я.
— Что ты помнишь из вчерашнего? — спрашивает он.
— Помню ушлепка Паскевича, который ударил по ноге, — смотрю на икру и сплевываю. — Блин! Док меня не допустит до тренировки. — Дьявол! Что б его! Урою гада!
— Что случилось? — кричит Мишка. — Кого уроешь?
— Смотри!
Высовываю ногу из-за шторы. Она опухла, по всей коже разлилась болезненная синева. Вчерашняя маленькая точка превратилась в безобразное красное пятно, которое пульсировало болью.
— Ек-макарек! — присвистывает Мишка. — Это уже походит на членовредительство. За такое Паскевичу грозит отстранение на несколько игр. И у тебя явное воспаление. Ты вчера не обрабатывал ногу?
— Нет. Пластырь наклеил, и все.
— Идиота кусок!
— Сам знаю, — хватаю с крючка полотенце и с трудом выбираюсь из ванной. — А главное, не докажешь ничего!
— И не надо доказывать. За нас уже все сделали.
Перестаю вытирать волосы и смотрю исподлобья на друга.
— Ты о чем?
— Шевелись, сейчас все узнаешь.
— Громов, если не скажешь, прибью!
Но Мишка уже исчезает за дверью, оставив меня в мучительных раздумьях. Может, я вчера еще что-то натворил? Иваныч не станет собирать команду так рано утром без весомой причины. На сердце становится тревожно.
Уже подходя к общей комнате, понимаю: проблема за ночь нарисовалась серьезная. Парни громко говорят, перебивая друг друга, иногда срываются на крик.
— Сергей Иванович, предлагаю подать на канал в суд, — слышу голос рыжего Петьки, — на опережение, так сказать.
Рыжий — самый нервный игрок команды, вечно чего-то опасается.
— Согласны! — поддерживают его остальные. — И на репортера тоже.
Смутно вспоминаю девчонку с длинной косой, увязавшуюся за нами в бар.
— А причем тут она? — спрашиваю, распахивая дверь.
— Из-за этой стервы весь сыр-бор и завертелся, — отвечает угрюмый Леха Савельев.
— Бро, вспомните! Мы ее выставили сразу, как только узнали, кто она. Еще и обыскали. Не было при ней ни камеры, ни телефона.
— И правда, выставили, — приятели переглядываются. — Хотя сначала показалась очень милой девушкой. Мы даже накормили ее.