Ловец бабочек - стр. 20

– Поговорим, – пообещал Себастьян и, не удержавшись, поскреб шею.

…может, и вправду жениться? Не на такой от дурочке, конечно, которая приворотами балуется, а хоть бы на Белялинской… старшенькая, пусть и не молода, но вполне себе симпатична… Евдокию чем-то напоминает.

Цветом волос.

И только.

Себастьян отогнал непрошенную мысль. Интересно, чем эти пользовались, если мысль о женитьбе показалась вдруг донельзя заманчивой? А Белялинска взялась за другую руку, голову на плечико пристроила и мягко так произнесла:

– А знаете, нам ведь с вами тоже поговорить есть о чем…

Шея зачесалась сильней.

И воротничок накрахмаленный показался вдруг донельзя тугим. Себастьян с немалым трудом стряхну обеих красавиц. Вот же… а с виду приличные панночки…

– И о чем же, – голос стал сиплым. А чесалась уже и спина.

Знакомо.

– Это такое дело… – пропела Белялинска. И от голоса ее голова закружилась.

Красивый голос.

Нежный.

И сама она… пусть помолвлена, но помолвка – еще не свадьба. Себастьяну не откажут, если попросит руки… а он попросит?

Отчего бы и нет?

Сколько можно жить одному, и вправду так недолго одичать. И разве не приятней ему будет возвращаться в свой уютный дом, чем в прокуренную гостиную панны Гжижмовской? Любовь? Что с той любви… трезвый расчет и только… панночка Белялинска умна. Воспитана. Сдержанна.

Она станет хорошей женой.

Детей вот родит.

На детях мысль споткнулась и погибла. Нет, дети его не то, чтобы пугали, скорее при виде их, особенно младенцев, Себастьян начинал испытывать пренепреятнейшее чувство беспомощности.

– Все отошли, – рявкнул он и, не удержавшись, поскреб-таки шею.

Чешуей пошла.

Слева.

А с права рог проклюнулся, не на шее, само собой, но легче от того не было.

– Вам действительно стоит выйти, – мурлыкнула панна Белялинска, подталкивая к выходу и свою заклятую подругу, которая выходить не желала, и пана Мимирова.

– А почему это нам? – панна Гуржакова уперла руки в бока. – Мы, между прочим, первыми приехали, правда, дорогая?

Дорогая испустила томный вздох, от которого яблочно-хмельной аромат приворотного окреп.

– Вообще-то… – начал было па Мимиров, но обе дамы повернулись к нему и хором произнесли:

– А вы помолчите!

– Вас вообще здесь не стояло, – добавила панна Гуржакова непререкаемым тоном. – А потому поимейте совесть вести себя прилично!

От этакой наглости пан Мимиров онемел.

И растерялся.

И растерявшись, почти позволил вытолкать себя из кабинета, но в последний миг опомнился и растопырил руки, будто желая дверь обнять.

– Что вы себе позволяете?! – взвизгнул он, отбиваясь от дам, единых в своем желании избавиться от лишнего свидетеля. – Что они позволяют?!