Лоуни - стр. 33

– А вы не могли добыть себе еды где-нибудь?

– Ага, могли, – усмехнулся отец Бернард. – О’Коннелы с фермы через дорогу приходили с картошкой и мясом, но папаша был слишком горд, чтобы принимать что-нибудь от них. Он считал, что пусть лучше мы все отощаем, чем примем милостыню. Когда матушка узнала об этом, она пришла в ярость. Это был единственный раз, когда она повысила на отца голос. А когда О’Коннелы пришли снова, она взяла все, что те принесли… Знаешь, Тонто, я, может быть, не в своем уме, но, по-моему, папаша сильно изменился с тех пор. Думаю, его добило, что его гордыню вот так принесли в жертву.

Я сдал карты и положил колоду на середину стола.

– Как бы там ни было, – засмеялся отец Бернард, – продолжаем. Как у тебя дела в школе? Почти закончил, верно?

– Да, преподобный отец.

– Экзамены на носу, а?

– Да.

– Смотри учись хорошо. А то станешь священником…

Отец Бернард улыбнулся и сложил свои карты, хлопнув ими по столу.

– Ты молодцом в школе, а?

– Да, преподобный отец.

– Я был чистым наказанием, – усмехнулся отец Бернард, – в те дни, когда меня удавалось загнать в школу. – Он развернул карты веером и пошел одной. – Но представь, Тонто, ты бы тоже туда не ходил, если бы видел это место.

– Почему так, преподобный отец?

– Нас было пятьдесят учеников в одном помещении. У половины детей не было башмаков. А было так холодно зимой, что иней выступал на стенах. Можешь себе представить?

– Нет, преподобный отец.

Отец Бернард нахмурился, глядя на мое лицо, потом засмеялся:

– Это я тебя разыгрываю. Все было не так плохо. За исключением О’Фланнери. – Он бросил карту в общую кучку, перед тем как вытащить другую. – Ты точно не захочешь, чтобы рядом с тобой оказался такой вот О’Фланнери. Такие учителя давно уже не в почете. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Такой, знаешь, ретроград, ярый сторонник жестких мер.

– Да, преподобный отец.

– Кое-кто из ребят говорил, что он носит власяницу. И я б не удивился, лицо у него временами было под стать. Ты ведь знаешь, что такое власяница, Тонто?

– Да, преподобный отец.

Отец Бернард постучал пальцами по картам, пошел с одной и улыбнулся.

– Сейчас мне все это смешно, – продолжал он, – но О’Фланнери был завзятый мучитель. Мамаши и папаши и те его боялись. Он сразу давал понять, что с первого же дня вобьет в тебя страх Божий.

– Как это?

– Каждый раз, когда в класс приходил новенький, о’Фланнери задавал ему один и тот же вопрос.

– Какой же?

– Надо было перевести dura lex, sed lex[9]. – Отец Бернард посмотрел на меня. – Да, вот и они корчили рожи. Прямо перед тем, как получить палкой по заднице. – Он сжал губы и покачал головой. – Знаешь, я до сих пор чувствую, каково это. Учитель бил старой березовой палкой с такой силой, что дальше ему уже ничего не надо было делать, чтобы держать нас, глупых щенков, в узде. Ему достаточно было только подойти к столу и дотронуться до него рукой. Мы затыкались в одно мгновение, могу тебе сказать.