Литературоведческий журнал №41 / 2017 - стр. 44
Н.А. Бердяев эту связь обозначил в следующих словах: «Русский коммунизм… есть деформация русской идеи… принявшей в атмосфере войны и разложения уродливые формы» [3, 126]. Он связан с русскими традициями, причем «не только хорошими, но и очень плохими» [3, 126]. К числу плохих традиций Бердяев относил установку на тоталитарное объяснение всего и вся. Если в России увлекались гегельянством, то оно тут же делалось «тоталитарной системой мысли и жизни, охватывающей решительно все» [3, 24].
Бифуркации 1917 г. способствовали темные традиции народнической борьбы с использованием террора; обычное неприятие буржуазного успеха; традиционная антиномия жестокости и сострадания в душе русского человека и другое. Н.А. Бердяев вряд ли ошибся, говоря, что русский народ весьма противоречив: «жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный» [3, 15].
И победил Октябрь 1917-го – масштабный тектонический сдвиг. Нечто неотвратимое и ужасное – для многих граждан России, для России. Такого же масштаба сдвиг произошел, вероятно, и в 1991 г. (как отрицание отрицания). Началась социальная война (с миллионами погибших).
И явился, как пишет Бердяев, новый «антропологический тип», новые отношения, новая мощная жизнедеятельность. Рождалась тоталитарная Советская Сверхдержава, с ее «абсолютным деспотизмом обмирщенности» [9, 141], с безбрежной государственной монополией и абсолютной властью Политбюро ЦК ВКП(б) или КПСС.
Как полагал Г.В. Флоровский, еще со времен европеизации Петра Великого «русская душа… растягивается в напряжении между… церковным и мирским» [18, 83]. Выбор из этой антиномии чего-либо одного всегда означал для России какие-либо существенные потери. Чрезмерный акцент на духовном ослаблял материальную культуру, а чрезмерный акцент на мирском (как у советских коммунистов) производил духовные опустошения и в конце концов приводил страну к погибели. То же, как правило, наблюдалось у отдельного человека нашей цивилизации. СССР выбрал исключительно мирское. И в том числе поэтому проиграл. В России оптимально всегда находить меру между Русью Святой и Русью Культурной.
Однако Бердяев отметил не только негативные стороны масштабных событий: «Большевистская революция путем страшных насилий освободила народные массы, призвала их к исторической активности (курсив наш. – В. К.), в этом ее значение» [3, 12]. Бердяев также определил советскую философию как «философию социального титанизма» [3, 123], причем коллективистского. Русскому коммунизму, согласно его мнению (30-е годы), свойствен «исключительный актуализм и динамизм». Судя по теоретической и практической работе, решимости В.И. Ленина, И.В. Сталина, многих крупных коммунистов, с этим можно согласиться.