Литературоведческий журнал №41 / 2017 - стр. 34

Мертвая церковь и класс интеллектуалов, мыслящих по-иностранному, – вот проклятие стран, лежащих к востоку от римских и протестантских вероисповеданий. Один Бог знает, чтó любой из нас принужден был бы делать в условиях, когда оба источника одухотворения – религия и образование – уродуют себя в одинаковой степени (33).

С точки зрения РХ, в результате разделения Восточной и Западной церквей (1054) Православие дорого заплатило за свои преимущества, довольствуясь иконопочитанием и обрядоверием в сочетании с полным подчинением земной власти. Большевики в своем иконоборчестве на свой лад сохраняют и продолжают народное иконопоклонство, т.е. веру в то, что тот, кто поклоняется иконам, тот и христианин (39). Поэтому великая русская мечта созданной Петром интеллектуальной элиты – войти в историю, прорубив окно в европейскую цивилизацию, – во время Русской революции неизбежно должна была принять характер антицерковной и антирелигиозной, но тоже веры, а именно: веры в европейское просвещение и науку, в обратное официальной церкви и Царству Божьему царство Знания, которое, согласно Ф. Бэкону, «есть сила».

Различие в историческом бытии между Россией и Западом, по мысли РХ, собственно, и стало (и остается) событием взаимоотношения между ними – духовно-идеологическим и культурно-просветительским событием, обусловившим Русскую революцию как следствие и даже предвосхищение западноевропейской современности.

2. Воплощением и выражением двустороннего «уродства» в религии и в образовании, по мнению РХ, неизбежно оказалась русская интеллигенция («духовные инородцы»), причем в своих лучших проявлениях – стремлениях и страданиях, в своем само-заклании. «Чингисхановская» жестокость Ленина и большевиков в отношении собственного народа, считает РХ, – это ответная реакция на безмерные страдания не столько идеализированного интеллигенцией «народа» или «пролетариата», сколько самой интеллигенции. Марксизм учит тому, что люди в своей общественной жизни руководствуются преимущественно классовыми интересами, но, по выражению РХ, «подземный крестовый поход» русской интеллигенции против своего государства, начавшийся задолго до 1917 г. и задолго до отрицания собственности, был прямым отвержением каких-либо собственных интересов: «Что случилось с этими людьми, что они действовали против своих собственных интересов в течение более чем столетия?» (47). В предварительном виде ответ РХ гласит:

С 1825 по 1880 два поколения интеллигенции страдало за право думать, читать и писать. К 1880 конфликт с правительством стал непримиримым. По этой причине русская Революция была неизбежна уже в 1880. <…> Как поток, разделившийся на рукава, распалась жизнь русского общества. Один рукав тëк по поверхности, другой повернул в новое русло – глубоко под землей (61).