Литературные раздумья. 220 лет Виктору Гюго - стр. 19
Тем не менее на следующий день после гибели Севы редактор сказал:
– Нет больше Севы. Придётся тебе написать о вашей поездке. День-другой подожди, пусть наши Любань возьмут…
Но станцию так и не взяли, хотя передовые части советских войск находились в десяти километрах от неё. Михаэль не знал, как быть. Не решаясь напоминать о себе, написал заметку о пребывании у конников, о гибели Севы. Прочитав текст, батальонный комиссар вздохнул:
– Ладно. Напечатаем. Хотя до Севы тебе, как… – Он покачал головой и безо всякого перерыва продолжил: – Немцы наш «коридор» у Мясного Бора перекрыли… Понимаешь, что это значит?
Что это значит, Михаэль понял через несколько дней, когда наполовину уменьшившийся паёк вызвал голодные судороги в желудке. А вскоре в редакции появился черноволосый старший политрук. Столкнувшись с Михаэлем и широко улыбаясь, протянул руку:
– Муса Залилов. Татарский поэт.
– Очень известный у себя на родине поэт, – сказал редактор, когда Залилов ушёл, – гордость Татарии. Там его зовут Муса Джалиль.
Не будь редактора, Михаэль не узнал бы об этом, потому что о себе и своём творчестве Муса распространялся мало. От него исходила энергия, свойственная лишь глубоко убеждённому в правоте своего дела человеку. Пришёл он на место Севы, почти всё время был на выезде, и, читая его корреспонденции, Михаэль начал понимать, что такое настоящий писатель. Свою неудачу он переживал мало. Талант не приобретёшь. Его надо иметь. Понимал это и редактор. Кроме того, ему тоже передалась обеспокоенность ответственного секретаря.
– Отправим тебя завтра в политуправление. Хоть ты и не офицер, а всё же – политработник. Скажешь, что нестроевой, документы покажешь, подыщут тебе что-нибудь.
Редактору было неудобно: сам перетащил парня сюда, а теперь…
И всё же Михаэль не огорчился. Он успел привыкнуть к этим не совсем военным людям, но знал, что редактор прав. Огорчились другие. Муса Джалиль, которому Михаэль рассказал об оставшейся в Риге семье, даже обнял его.
– Мы успеем. Спасём твоих, обязательно спасём. Красная Армия придёт.
Муса был горячим советским патриотом. Но Михаэль не разделял его оптимизм. Он скорее был согласен со старым печатником Моисеем Марковичем, сказавшим на идиш:
– Береги себя, йнгелэ[5]. До ста двадцати доживёт тот, кто выберется отсюда…
Но только в штабе армии Михаэль по-настоящему почувствовал, в каком тревожном положении находится Вторая ударная. Старший политрук, к которому направили Михаэля, даже не посмотрел на него.
– И на кой тебя сюда такого прислали? Нестроевой? Так в газете тебе и место. А тут что с тобой прикажешь делать? Прорыв блокады Ленинграда никто не отменил, а мы здесь сами в блокаде. Боевые ребята нужны, а не недотёпы вроде тебя…