Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений - стр. 64
Попутчик чуть хмурит глаза, они у него разного цвета:
– Ну что ж, Михаил Александрович Берлиоз, время пошло́»[78].
Авторская фантазия, сталкивающая исторические лица с литературными персонажами из разных русских романов, превращает пространство книги в перенасыщенный абсурдистский трэш с массой второстепенных персонажей, шпионских интриг, фантастических домыслов, причудливых сближений. Сюжет держится на одном стержне – имени «Анна»: она и дочь Карениной, она и Анка-путеметчица, она и домработница Аннушка из «Мастера и Маргариты».
Сетевые читатели резонно иронизируют: «Нужно проработать линию до наших дней. Во время Второй мировой войны она принимает фамилию Франк и пишет “Дневник Анны Франк”. Или вспоминает спасенного на фронте белогвардейца Гумилева и начинает писать стихи под псевдонимом Ахматова»[79].
«“Анну на шее” забыли! – укоряет автора другой читатель. – Через нее можно ввести в ваше повествование Чехова, от Чехова (через Ольгу Чехову) протягивается логическая цепочка к Гитлеру, а через Ольгу Книппер-Чехову тянется цепочка к Сталину. Таким образом, Чехов оказывается истинным тоталитарным кукловодом двадцатого века, который из зависти к славе Толстого отвергал его человеколюбивое учение. В общем, тут есть чем поиграть»[80].
Иными словами, художественный прием нанизывания на имя одной романной героини судеб всех других женщин с этим именем, независимо от того, в каком времени они живут, в какой роман помещены и в какой исторической реальности обретаются, делает пространство романа безразмерным, обессмысливая весь замысел. Ведь были еще королева Франции Анна Австрийская, Анна Болейн английская, русская императрица Анна Иоановна, Анна Византийская, Анна Новгородская, донна Анна из «Дон Жуана», Неточка (Анна) Незванова у Достоевского, Ася (Анна) у Тургенева, Анна Снегина у Есенина и бесчисленные современные Анны – певицы, актрисы, кинозвезды.
Единственное, о чем стоит задуматься в связи с этой постмодернистской затеей, – о взаимоотношениях автора и персонажей: всегда ли оправдан авторский произвол в решении судьбы героя – жить ему или погибать; всегда ли прав автор, обрекая героя на смерть. Ведь персонажи под пером автора обретают свою волю, суверенность, свой жизненный выбор. А тут их волю перешибает воля автора, и герой совершает безрассудные поступки, идет убивать кого-нибудь или убивает себя. Недаром Анна Каренина-младшая хочет мстить писателю Льву Толстому за то, что он послал на смерть ее мать, едет в Ясную Поляну убивать ее хозяина, и Толстой, узнав о намерениях своей героини, спешно бежит из имения и умирает в дороге (такова, оказывается, тайна его внезапного ухода из дома, которая вот уже столетие волнует биографов, историков литературы и читателей). Ведь мог бы писатель пощадить свою героиню, придумать какой-нибудь другой, более гуманный исход судьбы.