Лишняя - стр. 5

– Беременность, к сожалению, сохранить не удалось.

Ровный монотонный голос лупит наотмашь. Фантомной рукой сдавливает горло и перекрывает кислород.

– Что?

Задыхаюсь.

– Вы слишком сильно ударились, когда упали с лестницы.

С лестницы? С какой лестницы? Что за бред?

– Я не падала. Вы путаете.

– Я повторяю лишь то, что мне сказали, – настаивает голос. – Вы пришли на чужую свадьбу. Устроили некрасивую сцену перед женихом и невестой. Кричали, угрожали, скандалили. Вам показалось этого мало, и вы САМИ бросились с лестницы.

От диких слов поднимается тошнота. Глаза затягивает туманом. Сердце рвется на ошметки. Душа на части разлетается.

– Нет… Ну, нет же! Не-е-е-ет! Ложь!

Это была моя свадьба! Я не убивала своего ребенка!

Вопль рвется из самого нутра.

Он настолько дикий и ненормальный, что пугает не только присутствующих рядом медиков, но и меня саму.

– Успокоительное. Срочно! Двойную дозу коли. Не хватало, чтобы она и у нас что-то вытворила.

Кажется, меня удерживают. Наваливаются сверху. Давят. Колют. Что-то говорят-говорят-говорят. Слова звучат фоном. Я на них не сосредотачиваюсь. Белый шум и только.

Неважно.

Уже ничего неважно.

Больше ничего нет. Моей теплой искорки под сердцем нет. И меня, кажется, тоже больше не существует.

Только боль. Единственная, кто остался со мной. И не сдается.

Как так? Я – мертвая. А боль – живая.

***

Следующие недели я провожу на больничной койке в государственной клинике. Это не моя прихоть. Врачи настаивают, что реабилитация – дело затяжное.

Проблема не в физическом состоянии. Синяки, ссадины, трещины в ребрах, сотрясение и другие не запомнившиеся мне последствия встречи с Зариной Мининой заживают относительно быстро. Белый халат уверяет, что всего за десять дней.

Я не отслеживаю.

Десять, так десять. Мне все равно.

Для меня время застыло еще в той точке, когда я узнала о гибели моего малыша. Остальное перестало иметь значение.

День. Ночь. Какая разница, если личный кошмар не кончается?

Наступает темнота, сменяется светом новых суток, а ничего не меняется…

Ничего.

Раскалённый адский котёл, в котором я варюсь вместе с отчаянием, болью, мучительной тоской и одиночеством, так и бурлит. Не стихает.

Я почти ничего не ем, много сплю и не хочу просыпаться. Во сне мне легче. Там не больно, там почти хорошо…

Я понимаю, что в вязкое состояние апатии меня погружают нарочно. Не зря же постоянно ставят капельницы и делают инъекции. Пичкают успокоительными препаратами на завтрак, обед, ужин.

Белые халаты «лечат мне мозги».

Ага, именно так и говорят.

Спасают меня от меня самой, блокируя острую фазу истерики и не позволяя прийти в себя. Заверяют, что я сильно нестабильна. Вплоть до того, что могу начать буянить, рвать на себе волосы, кричать, выйти в окно, причинить вред другим, чтобы хоть как-то выплеснуть невыносимые душевные страдания.