Лира-2. Волчица Советника (бывш. Жестокие Игры) - стр. 86

* * *

— Ты что, все время здесь сидела, паршивка хвостатая? Тебе не стыдно? — ругалась Любимая Хозяйка. Ругалась, впрочем, беззлобно, не так, как за порванную подушку, поцарапанные панели или Замечательную Блестящую и Шелестящую Штуку, оказавшуюся пристегивающимся воротником. Точнее, его остатками.

— Не стыдно, а?

Стыдно Угольку решительно не было. Наоборот, пантера гордилась собой — она набралась смелости прошмыгнуть в дверь вслед за Тем, Кто Надел Ошейник, и присмотреть, чтобы этот человек, от которого за лигу несло смертью и сталью, не вздумал снова обижать Любимую Хозяйку.

Правда, в этот раз Хозяйка была рада белоголовому, но и он, зная, что Уголек бдит, вел себя прилично. Почти как Серый Нос, Лесной ягуар, с которым пантера познакомилась в декабре.

— Я за тобой хоть раз подсматривала? — Пахнущая травами и чуть-чуть металлом и мужским потом рука Любимой Хозяйки обидно дернула за ухо, а потом, извиняясь, почесала брылья. — Где ты паутину на усы нашла, глупое создание?..

Кто еще тут глупый, фыркнула пантера. Всем известно, что котят заводить нужно зимой, а не в середине весны, как некоторые, и делать это нужно на земле, а не на столе. Еще б на канделябр залезли, затейники.

* * *

Раненые под Альери начали поступать спустя десять минут после ухода графа. Помню, сначала я хотела прокрасться мимо плаца, незаметно добраться до торца замка и по водостоку влезть на западную террасу, где и отоспаться, но потом представила, что скажет на это Тим, и обреченно поплелась в лечебницу.

*

Знаете, кто был одним из первых пациентов Майура в ту ночь? Алан. Алан Ривейра, мой земляничный друг, сосланный Йаррой на флот после казни лорда Дойера. Он лежал на длинном, покрытом белым полотном столе, за которым когда-то обедала княгиня, и умирал.

А я даже не сразу узнала его — он был просто… просто одним из многих, одним из десятков, из сотен раненых, которые ждали моей помощи. Просто еще одним грязным, обожженным, покрытым ранами и синяками мужчиной, чье лицо изуродовано, а тело раздуто от… семь… восемь… тринадцать…

— Боги, четырнадцать шипов! Как он жив до сих пор?

— Он молод, госпожа, — ответил лекарь, вскрывая нарыв. — Думаю, только поэтому. Война не щадит мальчишек…

Я еще подумала — какой же это мальчишка? Плечи широченные, почти как у Йарры, мышцы как у тяжеловоза, ладони — две моих… А потом заметила едва теплящуюся татуировку на запястье и почувствовала, как порхавшие после встречи с графом бабочки в животе осыпались горьким пеплом.

— Нет… Нет-нет-нет… — зашептала я, отказываясь верить.

Этого не может быть, потому что быть не может.