Лилии над озером - стр. 15

И какой была моя благодарность ему все эти годы? Ситуация нынче была такой драматической, что, отчаиваясь, я винила сейчас только себя в том плохом, что произошло между нами за прошедший год. Я изменила ему с Талейраном, c этим умником-ренегатом, ловким, но презираемым в роялистских кругах, унизив мужское достоинство Александра, – изменила лишь потому, что не вынесла долгих месяцев одиночества. Почему я была так слаба? Какая пелена упала мне на глаза, когда я допустила подобное, будучи женой герцога и будучи до такой степени ему обязанной?

Что будет, если он умрет, оставаясь в таком разладе со мной, ведь, в сущности, мы помирились только формально? Прощу ли я себе когда-либо все это? Господи, мне даже не представилось шанса загладить свою вину, доказать, что я не такая уж и плохая жена, что, оступившись раз, я больше никогда не сделаю ничего подобного… Я плакала, упав на колени у постели Александра, и молила Бога только об этом: чтоб Он оставил его мне и дал нам обоим еще один шанс построить семью и оценить друг друга.

После этого случая Александр стал понемногу есть, но его часто рвало тем, что он съел. Я носила ему питье понемногу, как младенцу, каждые три часа: может, хоть что-то пойдет ему на пользу и поддержит силы.

Темноты я ждала со страхом, ибо ночи были особенно тяжелы. Будто силы зла начинали властвовать: жар повышался, бред усиливался, сухой кашель сотрясал грудь Александра. Я боялась ночью уйти и оставить его на служанок, поскольку ни одной из них не доверяла полностью. Некоторое чувство доверия вызывала лишь Элизабет, но ее услуги были нужны еще и больной Анне Элоизе. Гариб подменял меня на рассвете, когда я совсем засыпала.

Так что ночи мы проводили с Александром вдвоем. В бреду он сжимал мою руку горячими пальцами, шептал, бормотал или вскрикивал. Я мочила платок в холодной воде, вытирала ему лицо, но герцог почти не замечал моих прикосновений, а платок очень быстро высыхал. Глаза у меня слипались, голова бессильно валилась вниз, я начинала дремать, чтобы проснуться от первого же хриплого стона, и снова залиться слезами: Боже, когда же это все повернется к лучшему?

К утру жар по обыкновению спадал, и надежда возвращалась ко мне: хвала Пресвятой Деве, еще одна ночь прошла, и он выстоял, выдержал! Каждое утро, которое он встречал живым, я воспринимала как собственную маленькую победу, и это ощущение на время даже снимало с меня усталость. Пользуясь такими минутами, я с удвоенной силой ухаживала за ним: умывала лицо и руки, причесывала густые жесткие волосы, сбившиеся за ночь метаний в колтун.