Лик чудовища. На свет звезды - стр. 8
- Нет, что вы, госпожа. Он отогрелся, отъелся зерна. Я хотел его выпустить, но побоялся за него. Он так и жил в моем доме до конца холодов. Облюбовал себе место под крышей. Слетал на стол, где я рассыпал ему крошки и зерно.
- А ничего, что он гадил на стол, Тамаш?
- Ничего, госпожа. Стол – это ладонь Бога. Все, что он дает нам, мы получаем лишь по его милости.
- То есть птичий помет – это тоже подарок Бога тебе? – невольно прыснула Луминица.
- Получается, что так, - широко ухмыльнулся Тамаш.
- И почему ты мне это рассказал?
- Потому что… потому что, увидев вас, я его вспомнил. Вы выглядели совсем так, как тот воробей: без сил, без надежды жить.
Луминица отвернулась, чтобы стряхнуть слезы с ресниц. Чертов Тамаш! Зачем он вмешался? Не вмешайся он…
- А толку? – едва прошептала она.
- Что «толку»?
- Толку жить, если вокруг одна темнота, и ты знаешь, что не сможешь выйти к свету?
- Если нет света, то надо идти в темноте, - жестко сказал Тамаш.
- Ну да! Ну да! – вспыхнула Луминица. – Скажи еще, что ты хотел помочь мне, показывал выход. А я, дура такая, не приняла твоей помощи!
- Я не буду такого говорить, госпожа, - твердо сказал Тамаш. – Что толку? – Луминица фыркнула, услышав, как Тамаш использовал ее же собственные слова. – А только я вот что вам скажу…
- Ну, говори!
- Даже воробей и тот бился до последнего, сражался за свою жизнь. Маленький глупый воробей…
Эти слова были сказаны с такой теплотой, что в душе Луминицы зашевелился какой-то горячий ком. Какое-то чувство вдруг проклюнулось из мертвого зерна и пошло в рост.
- Воробей не глупый, - чуть с обидой сказала девушка, и Тамаш рассмеялся.
- Да, воробей не глупый. Он просто неосторожный. Присел, дурачок, на железо. Не знал, что примерзнет к нему. Неосторожный, самонадеянный воробей.
Тамаш говорил так, что у Луминицы закраснели уши: то ли от стыда, то ли от смущения. Девушка поднялась с дерева.
- Мне пора, Тамаш, - сказала она, не поднимая глаз.
- Конечно, госпожа, - пряча в голосе добрую усмешку, ответил юноша.
Он придержал стремя, помогая Луминице забраться в седло.
- Так говоришь: в темноте тоже надо идти? – спросила его Луминица. – Как, Тамаш? Как?
- На ощупь, - развел руками юноша.
Он молча поклонился и ушел, не дожидаясь слов прощания. Луминица молча смотрела, как Тамаш уходил. В горле стоял острый горячий ком. Это было и больно, и сладко. Луминица направила Черешу в сторону замка. Пора было возвращаться.
3. ГЛАВА LXXX Трудный разговор
Утром Луминица проснулась другой. Она не могла сказать, что было другим, но даже солнце, казалось, светило иначе.