Лицо порока. Роман-истерика - стр. 14
Я выпил свою порцию водки и, закурив, продолжил внимать Устину.
– Таких примеров можно привести множество, – говорил он почти торжественно. – Поведаю тебе о том, что в молодые годы учинил я сам. Пришел к нам в поселок худой человек. Сбежал от конвоиров по дороге в лагерь. За что он был осужден, того не знаю. У нас его не искали, и человек прижился. Приютил его мой друг Ероха. Прошло несколько недель. Как-то напился водки этот беглый и, пока Ерохи не было дома, изнасиловал его жену. Сам потом сбежал, прихватив провизию и одежду. Укрылся где-то в предгорьях. Искали его да не нашли. Минуло несколько дней. Люди вроде как успокоились. А тут – новая беда! На окраине поселка нашли труп задушенной и изнасилованной двенадцатилетней девочки. Через два дня изувер надругался и задушил мою сестру Серафиму. Я когда узнал об этом, будто маленько умом тронулся. Взял ружье, еду и отправился в предгорья искать того негодяя. Я догадывался, что далеко от поселка он не ушел, прячется где-то неподалеку. Но минуло четыре дня прежде, чем я нашел его… Я разорвал убийце глотку вот этими руками, а тело сбросил в ущелье… Как я, считаешь, поступил? Добро учинил или зло?
– Конечно, добро! – не раздумывая, ответил я.
Старик тяжело вздохнул:
– Это как посмотреть. Меня до сих пор попрекают тем, что я тогда с горяча сделал…
– Кто попрекает? Ваши земляки? – удивился я.
Устин раздраженно махнул рукой:
– Какие земляки?! – и предваряя мой вопрос, прибавил: – Потом расскажу.
Мы допили водку, и Устин уговорил меня поесть. Сам он кушал с аппетитом, смачно причмокивал, то и дело отирая тыльной стороной ладони рот.
Насытившись и устало откинувшись на спинку стула, я спросил старика:
– Так вы расскажете мне?
– О чем, Ванятка? – он комкал пальцами краешек полотенца.
Я неопределенно развел руками:
– О чем хотите, мне все интересно. Начните, к примеру, с того, чем закончили. Кто вас попрекает тем давним убийством?
Дед тяжело опустил голову, о чем-то размышляя.
– Меня попрекают убийством те, кто учитывает все наши прегрешения, – негромко произнес он через минуту. – И вольные, и невольные. Я тебе многое могу поведать. Но людям того не пересказывай. Не то – засмеют. Скажут, поди: один дурак чепуху городил, другой дурак ее по всему свету разнес. Ну, а там, как знаешь, смотри, дело твое…
Я с интересом уставился на Устина, нутром почуяв, что меня ждет много неожиданного и необычного. Но он не торопился говорить, курил. И лишь надымившись всласть, тихо спросил:
– Хочешь, я что-нибудь скажу о тебе?
Я с энтузиазмом закивал головой.