Лицо порока. Роман-истерика - стр. 11
Минут через пятнадцать, все еще смущенная и рассерженная (или мне показалось?), Маша позвала меня на беседу к шефу.
Больше я к ней не приставал, рассудив, что на один день заигрываний уже вполне достаточно. Мы чинно попили кофе в «Элеганте», поговорили о погоде и свойствах косметики «Эйвон».
Ночь я снова провел у Ларисы.
Ивановка – заспанное, пустынное село. Улица, покрытая застиранной простыней снега; распахнутые ширинки дворов; неласковый прищур подслеповатых окошек; да простуженная ругань собак.
Идти недалеко. Вот и он, дом Авдотьи-кошатницы. Теперь уже покойной. У зеленых ворот – затасканная ветром осина. Возле нее – намертво вкопанная в землю скамейка. Двор чистенький, припорошенная снегом гравиевая дорожка ведет к веранде. Хатенка низенькая и длинная. На улицу смотрят три окна – типичная болгарская постройка. Здесь, в степях Северного Приазовья, болгар много. Переселились сюда, кажись, еще во времена императора Российского Александра-второго.
Я постучал в выкрашенную суриком сосновую дверь. Тишина. Постучал еще. За дверью послышались легкие шаги, что-то зашуршало. Затем заскрипели петли. На пороге появился старик. Невысокий, но довольно крепкий. Узкие щелки глаз, приплюснутый широкий нос, кустистые, припорошенные снегом брови. Лицо тщательно выбритое, на щеках – глубокие бороздки морщин и ни румянца. Щеки почти пепельного цвета. Совершенно седые длинные волосы собраны в пучок на затылке. Одет старик – проще некуда: серые брюки в темную полоску, телогрейка – наспех сшитая козья шкура, засаленная на животе и груди. Зато рубашка, как подвенечное платье невесты, рвет глаза белизной.
– Здравствуйте! – вежливо улыбнулся я. – Понимаю, что незваный гость хуже разбойника, но, может, уделите мне немного времени?
Хозяин пошевелил белыми лезвиями губ и внятно, с мягким акцентом азиата произнес:
– Прошу в дом, мил человек! Гостям я всегда рад.
Он пропустил меня в веранду, прикрыл входную дверь. И, ступая легко, как юноша, последовал за мной.
Прихожая. В деревенских хатах она же – и светелка. В хате жарко натоплено.
Я не успел переступить порог, как навстречу вальяжно выплыла серая кошка, ленивая, как разжиревшая домохозяйка. Подошла и легла у самых моих ног. Пришлось переступать.
В комнате – обычная сельская обстановка – топчан, стол, три стула. В углу – столетний комод, на нем – допотопный ламповый телевизор. В противоположном углу – тумбочка, покрытая белой кружевной скатертью. Над ней висит большая икона Спасителя, прибранная вышитым украинским рушником. Перед иконой горит лампада, покачиваясь на почерневшей цепочке, прибитой гвоздем к потолку.