Либе Аморе - стр. 2

Вообще за свои семь лет мальчик Слава чётко решил, что все города похожи между собой. И Москва, в которой он никогда не бывал, и Сочи, где он подхватил кишечную палочку в первый день каникул два года назад и ничего кроме комнаты санатория так и не увидел, и родной Иркутск, где ему казалось, что каждый угол города – одно сплошное Ново-Ленино и обойти всё это великолепие можно за пять минут. Да и не видел он того Иркутска толком, ибо нигде, кроме чёртового колеса в «Центральном парке», и не бывал: в цирк его не возили, в «Музей Природы» однажды не доехали – машина заглохла, а для «Ивано-Матрёнинской» детской больницы Славик был сильно здоров. Даже выезжали они семьёй к морю со станции «Иркутск-сортировочная», до которой от дома шли всегда пешком – все свои чемоданы сгрузив на папу и дедушку. А что из окна поезда мальчишка всегда видел? Ничего. Четверо с лишним суток в пути Слава занимался двумя важными делами: ел лапшу быстрого приготовления и играл в тетрис, пока не сядут батарейки. В окно он не смотрел никогда и на долгих остановках засыпал. Что может быть ему интересно в каких-то городах? Ничего. Как и в загадочном Первомайском микрорайоне, куда направлялась семья.

– Славик, убери тетрис и держи корзину. Там чайный сервиз в газеты завёрнут, – просила мама, когда машина уже ехала по Иркутному мосту через реку. А Славик даже и не знал, что у них есть река. И думал он, что Первомайский и Ново-Ленино – это название улиц, и что Байкал – это целый океан, куда не каждому дано попасть, поэтому они там никогда и не были.

За мостом начиналась невиданная, неопознанная детскими глазами жизнь: дома множились и с каждым метром становились выше пяти этажей, что в Ново-Ленино было дефицитной вещью. Большие автобусы, не похожие ни на сантиметром фар на «пазики», обгоняли бедную папину ниву с агрессивным «бип»; огромные ветки деревьев заглядывали в окна с тротуаров, дышали рано желтеющей листвой и вскоре взору большеглазого дитя открылась деревня посреди города: маленькие избушки напоминали бабушкину дачу, – за ними огороды, за огородами опять хрущёвки в пять этажей и на каждой улице виднеется колонка с водой, куда выстраивается целая очередь в километр. А через минуту снова дома, фантастичные кирпичные махины и кинотеатр «Чайка», поржавевшее название которого Славик сразу понял, увидев на козырьке крыши ту самую чайку: в школе с первого урока он полюбил окружающий мир и в птицах на уровне воробей, голубь, альбатрос и чайка что-то да понимал. Славик начал уже заинтересованно глазеть в окно, поднимая голову повыше, чтобы рассмотреть самые верхние этажи, где кипела жизнь. Нет, это уже не «НЛО», как любовно звали Ново-Ленино. Славик норовил открыть окошко и вытянуть голову на улицу, поближе к строительным кранам, – нырнуть любопытством туда, где легко, с одного маху, тяжёлыми бульдозерами разносились деревянные бараки. Но строгое папино – «Вячеслав» усаживало мальчишку на место моментально. Вокруг витал пахучий запах китайских накидок для сидений, папину спину мучил коврик из деревянных бусин, которые Славик любил всегда ковырять от нечего делать. Он прямо-таки в груди чуял, что эта поездка начинает источать новый, сладкий запах приключений, неведанных открытий, поэтому тетрис, как и чайный сервис, были напрочь мальчишкой забыты. Когда показалась улица, уходящая вдаль как взлётная полоса аэродрома, Славик уже не удивлялся реке по левую сторону и железной дороге по правую, – с важным видом он пропускал мимо себя эти виды. Плавали, знаем. И берег правый Ангары был так сейчас затянут зеленью, что Славику показалось – города там уже и нет: тайга, джунгли, поля и, конечно же, огороды. Ведь везде, где есть лес, там должны быть грядки с огурцами и заросли картошки. Но Иркутск поджидал путешественника ещё впереди. Славик смотрел из-за плеча папы на серые брежневки, натыканные как палки в муравейник, хаотично и беспорядочно, и издалека они казались ребёнку достижением верхотуры. Их точно с неба когда-то скинули на горы и отсюда стал разрастаться Иркутск во все стороны. Славик с недавних пор учился дружить со своей фантазией, поэтому быстро придумал сборищу девятиэтажек название – корона.