Level Up. Рестарт - стр. 53
После Марины наступает моя очередь. Она выходит, смущенно улыбаясь, и шепчет:
– Кажется, взяли!
Захожу в кабинет и слышу, как она желает мне «ни пуха!». Мысленно отвечаю: «К черту!»
С собеседования иду в приподнятом настроении, и дело не только в успешных, как мне кажется, его результатах – мне, как и всем, обещали позвонить и сообщить итоги, но и в том, что на улицах города, заполненных весенними запахами, уже настоящее лето с массовым цветением, а солнце ласкает лицо и напекает плечи. Снимаю пиджак и закидываю его за спину.
Кручу головой, идентифицируя все, на что натыкается взгляд, прокачивая навык, да и из праздного любопытства тоже. Бетонная урна для мусора, двенадцатилетний школьник Порфирий Говоров, дорожный бордюр, легковой автомобиль, семидесятидвухлетняя пенсионерка Людмила Воронцова, уличный светодиодный фонарь, двадцатичетырехлетняя гадалка Вита Балашова… Что? Меня смущает несоответствие, потому что вижу цыганку, древнюю старуху-попрошайку, а не молодую девушку. Она одета в цветастое платье, полинявшую кофту, укутана в вязаную шаль, еще какие-то тряпки, а ее голова обмотана черным платком. Лицо скрыто, но девушку выдают кисти рук. Они грязные, но это руки молодой женщины, а не старухи.
Рядом с ней на заплеванном асфальте спит, уронив голову на лапы, тощий грязный пес – черная немецкая овчарка. К его туго стянувшему шею ошейнику привязана толстая замызганная бельевая веревка.
Собака Ричард, 6 лет
Текущий статус: питомец Светланы Мессер-шмидт.
Останавливаюсь возле них. Цыганка, опустив голову, монотонно бормочет:
– Подайте, Христа ради, не за себя прошу, собачке на корм да мне на хлебушек… Подайте, Богом прошу, да не за себя…
– Извините… – обращаюсь к ней, не зная, с чего начать.
Она продолжает бормотать свое, не обращая внимания.
– Простите, а это ваша собака?
– Моя, моя, подай, золотой, или иди своей дорогой.
Хмыкаю. Как же, твоя.
– Ричард, Ричард!
Ухо пса поднимается, он приоткрывает глаза, приподнимает голову и заинтересованно смотрит. Красивый, и глаза умные. Замечаю у пса на груди участок светлой, почти белой шерсти.
– Хороший, хороший Ричард! Ко мне, Ричард! – хлопаю себя ладонью по ноге.
Пес тяжело поднимается на ноги, чтобы подойти, но короткий поводок, натянувшись, не дает ему это сделать. Цыганка сильно за него дергает, и Ричард, заскулив, валится на бок. Дышит пес тяжело, но продолжает смотреть на меня. Вокруг его слезящихся глаз скопилась какая-то грязь. Это меня добивает – я одинаково люблю и кошек и собак (кроме Янкиного покойного пинчера Мальчика) и не могу смотреть, как их обижают.