Летом сорок второго - стр. 20
Шинкарев проломился сквозь толпу, вступил на шаткие доски помоста. В машине, закупорившей переправу, лежали раненые, из кузова доносились стоны. Лейтенант с гневом рванул водительскую дверцу, хотел отругать шофера, но едва успел подставить руки – убитый вывалился прямо на него.
Еще неделю назад он замирал с ложкой у рта, слушая рассказы своих повоевавших бойцов: «Под Киевом дело было. Бой страшный, себя не чуешь… Подносчику осколком живот распахало, так он со снарядом еще шагов несколько пробежал, а потом кишки выпали, он на них наступил… его так и приземлило».
Теперь Слава мог и сам рассказать такое, отчего не только замрет ложка у рта, но и кровь в жилах застынет.
Сегодняшний налет у Белогорья был страшнее вчерашнего. Переправа закипела работой: раненых сносили под деревья, помогали дойти туда и укрывали под ветками на случай нового налета. Командиры строили подразделения, подсчитывали потери. Среди снующих военных оказался майор с топориками саперных войск в петлицах, стал раздавать указания.
Подбежав к нему, Слава отрапортовал. Быстро смерив его взглядом, майор протянул руку:
– Соболев. 19-й понтонно-мостовой батальон. Материальной базой обладаешь?
– Имею орудия, но без снарядов, обещали подвезти…
– Сейчас сюда пробиваются мои ребята на грузовиках, а там у них столбы телеграфные, двуручные пилы, лопаты – все, что нужно для ремонта понтона. Одними столбами, чувствую, не обойдемся, придется еще деревья валить. Давай так сделаем: со своими пушкарями поищешь лошадей и подводы. Потом поедете в село, реквизируете у местных пилы, топоры и скобы. Шагай, лейтенант, действуй.
Козырнув, Слава поспешил к своей батарее. Слушая майора, он вспомнил несколько пословиц, где говорилось о жареном петухе, ударе грома, крестящемся мужике и загадочном раке, свистящем на горе.
Шинкарева и его добытчиков во дворах встречали по-разному: где-то безропотно выносили инструмент, словно тем самым платили повинность; в других дворах солдатам и рады были бы помочь, но у самих хоть шаром покати. Встречались дворы, где просто жалели расставаться с имуществом, зная, что никто им его назад не вернет.
На обратном пути Шинкарев попал в центр села, надолго завязнув в скоплении повозок и машин. Здесь сходились три дороги, по которым отступал фронт. Пытались разминуться машины, сдирали краску, корежили металл, терлись бортами, отламывали зеркала бокового обзора, сигналили. Шоферы ругались с беженцами, доходило до кулаков. Прижимаясь к домам, машины крушили со стен штукатурку, забор горсада во многих местах опрокинулся целыми пролетами, по клумбам и палисадникам пролегли колеи, кто-то застрял, зажатый между деревьев, трещали доски на кузове грузовика, визжала нагретая резина. Воняло перегоревшим топливом, коровьим навозом, потревоженной землей.