Лето в гетто - стр. 15
– Ухажер твой?– снова принявшись за яблоко, усмехнулся Исаак. – Или ты его ухажерка? Это важно.
– Ни то, ни другое. Мы выросли вместе, соседи.
Он, перестав жевать, мрачно и внушительно посмотрел в ее глаза. Урсула даже стушевалась, не понимая, что плохого она сказала, раз Исаак вдруг так переменился:
– Значит, и то, и другое, – сказал он тихо. – Что ж, бойся поклонников.
Шторы все также лежали на балконе. Девушка боролась с ними, пытаясь выправить и повесить, слабо ожидая помощи от Исаака, но тот оставался в комнате и держал одной рукой кусок, волочившийся по полу, чтобы самому не запнуться. Он снова ел и на просьбы девушки прекратить лишь отвечал: «Боюсь цинги». Кусок становился короче, держать его уже не приходилось, и Исаак начал ходить по комнате, точно не в силах ею налюбоваться.
«Простота – хорошая штука».
Обычная квадратная комнатка Урсулы не напоминала такую же в квартире Вацлава. Она не была холодной и «казенной», и, хотя не располагала особым вкусом, имела какое-то чисто девичье очарование. Кровать, заправленная без складочки, с двумя цветными подушками, пахнущими свежим бельем и чем-то сладким. «А под ней пыль, показушница». Книжный шкаф, слишком массивный для общей легкости обстановки, а в углу огромный кукольный дом. Самодельный, четырехэтажный, выполненный аккуратно, но некрасиво, с открывающейся крышей.
«Видимо, сколотил отец. Ты такая меланхоличная, Маленькая Медведица».
Исаак приподнял крышу домика и тут же отпустил, дернув носом от запаха роз, вылетевшего прямо ему в лицо. Разозлившись, он опрокинул с четвертого этажа марионетку, но посмотрев на Урсулу, отчаянно сражающуюся со шторами, поставил на место. Снова вспомнил Вацлава, хотя хотел забыть. Неизвестно зачем накинулись воспоминания о Саре и Норе: «Вот всегда так: вспомнишь одно, за него сразу норовит зацепиться другое. И обязательно добить надо, – Исаак потер нос, но розовый аромат и не думал уходить. – Норочка, Сара… Целую вечность не видел».
Кто-то говорил, что их увезли в трудовой лагерь еще весной. Кто-то, что расстреляли рядом с Холмами. Он не мог знать точно, потому что с самого начала оккупации был в работряде, но верил, что сестер выселили из квартиры и увезли в вагонах для скота именно в лагерь. Про Холмы он подумал, что это было бы нерационально и просто, и больше к вопросу про них не возвращался. «Слухам не верят. Они могут быть все еще дома»,– так успокаивал себя Исаак раньше, а сейчас тяжелое чувство в груди спрашивало: «Так почему ты сразу не пошел домой?»
И ему приходилось переставать думать о судьбе сестер совсем, ибо он не хотел их зря хоронить.