Лестовка наследника. Повесть - стр. 7
– Слушаю, сударь Павел Иванович, – прошелестела она.
Возникла пауза.
– Знаю, вы со всякими персонами изъясняетесь свободно, – продолжил Павел Иванович.
– Божией милостью, – ответила монахиня с тихим достоинством. – Не беспокойтесь. Кажется, никогда не подводили наших благодетелей.
– Подарок при вас? – спросил Павел Иванович.
– Лестовка лучшей работы, – отозвалась монахиня.
– Судите сами, мать Минодора, – продолжал Павел Иванович. – Ручаюсь, что при правильном обороте вы себя высоко поднимете в людских глазах и монастырское хозяйство хорошо поправите. Так поставите себя, что никакое начальство вам препон не учинит, не посмеет. И главное, – он оживился, – поднести деликатно… не мне вас учить.
Он потер руки от возбуждения.
– Понимаем, – ответила монахиня невозмутимо.
Его горячность разбивалась о ее бесстрастие, как волна о берег.
– Славно, – продолжал Павел Иванович. – Надеюсь, матушка, понимаете, что лишней молвы пускать не следует. Государственное дело.
Монахиня снова кивнула.
– Кажется, не болтливы, – произнесла она с достоинством. – Мы неприметные люди, это вы, Павел Иванович, на виду. И двери не запираете, и окна держите нараспашку, а мало ли кто по дому ходит и по двору шляется. Все же город, мирское место, суета сует.
Снова перекрестившись, Леонт отскочил от окна, взлетел по лесенке и понесся по улице прочь. В его лихорадочном мозгу забилось слово «подарок», затмевая прочие мысли.
– Спаси господи, – бормотал он, спотыкаясь о мостовые булыжники. – Подарок. Вот что задумали, злодеи. Позор какой. Не зря Иван Дементьевич волновался.
При мысли, что заговорщики подарят кому-то чудотворный образ, у него потемнело в глазах. Он не сомневался, что они завуалированно толковали именно о той иконе. Не дарить же высокому начальству простую лестовку, да еще с многословными предуведомлениями? Зачем сановным гостям из Петербурга молитвенные четки из валиков, оплетенных кожей?
Взвинченный своим открытием, он блуждал по городу вслепую и, чудом найдя двор Мины Михайловича, долго стучал в будку, прежде чем добудился Никодимыча, а в сторожке завалился спать, бормоча во сне и отмахиваясь от чудовищных подозрений.
Утром он вскочил чуть свет и побежал на ярмарку, надеясь, что легко отыщет на торгу такого влиятельного чиновника как Мельников, но найти в этом бурлящем котле человека оказалось все равно что иголку в стоге сена. Поначалу он, оглушенный людским шумом и пароходными свистками, совершенно потерялся в пыли посреди бесчисленных лавок, балаганов, киосков, лабазов и добротных кирпичных домов, неотличимых друг от друга. Хоть Леонт мнил себя привыкшим к физической работе и к долгой ходьбе, но, попав в этот бешеный угар, он сбил ноги, бегая туда-сюда, пока напал на мельниковский след. Находка ему не потрафила: Мельников оказался быстрым, как комета, и неутомимым, как чума. Леонт то и дело терял его в ярмарочных недрах, с непомерными усилиями находил и вновь терял. Сперва какой-то парень указал ему на хлебную биржу, но, когда Леонт, уворачиваясь от груженых подвод и рискуя попасть под копыта, пересек длинный плашкоутный мост, Мельников уже переместился в мучной ряд. Там запыхавшийся Леонт узнал, что чиновник уехал в рыбные ряды, а из рыбных рядов отправился в татарскую мечеть, и Леонт запетлял вокруг ее каменной ограды, не осмеливаясь приближаться. Праздный кучер позевывал у низких ворот, и Леонт присел на каменную приступку, оглядывая темный шпиль мечети. Потом из ворот выскочил грузный бородач в сюртуке и белоснежной сорочке, проворно взобрался в пролетку, и по его энергичной повадке Леонт, сведя концы с концами, узнал вчерашнего незнакомца – Павла Ивановича, собеседника строгой монахини из Симоновской церкви. Павел Иванович уселся в пролетку и скомандовал везти его к Благовещенскому собору, а выжатый как лимон Леонт, поняв, что не угонится за этим неуемным вихрем, поплелся к Мине Михайловичу. Там ждала весть, адресовавшая его напрямую к таинственной Лавре Петровне, и Леонт, собрав последние силы, отправился туда.