Леоне Леони. Ускок (сборник) - стр. 49

– Теперь, – сказал Шальм, когда я кончила читать, – я пойду за лордом Эдвардсом.

Я закрыла лицо руками и долго-долго молчала, не сходя с места. Но внезапно я спрятала это проклятое письмо за вырез платья и резко дернула за шнурок звонка.

– Пусть горничная уложит мне портплед, – сказала я вошедшему лакею, – и пусть Беппо подаст гондолу.

– Что вы собираетесь делать, дорогое дитя? – спросил удивленный виконт. – Куда вы хотите ехать?

– К лорду Эдвардсу, по-видимому, – отвечала я ему с горькой усмешкой, смысла которой он не разгадал. – Ступайте, предупредите его, – продолжала я, – скажите ему, что вы заработали ваши деньги и что я лечу к нему.

Он начал понимать, что я неистово глумлюсь над ним, и замер в нерешительности. Не сказав более ни слова, я вышла из гостиной, чтобы переодеться в дорогу. Затем я сошла вниз в сопровождении горничной, несшей портплед. В ту минуту, когда я собиралась сесть в гондолу, я почувствовала, как чья-то рука нервно ухватилась за мою накидку. Я оглянулась и увидела Шальма, испуганного и в полном смятении.

– Куда же вы? – спросил он срывающимся голосом.

Я торжествовала: мне удалось поколебать невозмутимость этого негодяя.

– Я еду в Милан, – отвечала я, – и заставлю вас потерять те две-три сотни цехинов, что обещал вам лорд Эдвардс.

– Одну минуту, – сказал виконт свирепея. – Верните мне это письмо, или вы никуда не уедете.

– Беппо! – крикнула я вне себя от гнева и страха, устремляясь к гондольеру. – Избавь меня от этого распутника, который, того и гляди, сломает мне руку.

Все слуги Леони считали меня очень мягкой и были мне преданы. Беппо молча и решительно взял меня за талию и снял с лестницы. При этом он оттолкнулся ногой от последней ступеньки, и гондола отчалила в ту минуту, как он перенес меня на борт с поразительной ловкостью и силой. Шальм с трудом удержался на лестнице и чуть было не свалился в канал. Он бросил на меня взгляд, которым словно клялся мне в вечной ненависти и неумолимой мести».

«Я приезжаю в Милан, проведя в дороге круглые сутки и не давая себе времени ни на отдых, ни на размышления. Я останавливаюсь в гостинице, адрес которой мне дал Леони. Я спрашиваю его, на меня смотрят с удивлением.

– Он здесь не живет, – отвечает камерьере[7].– Он остановился у нас по приезде, снял маленькую комнату, где положил свои вещи; но приходит он сюда только для того, чтобы забрать письма и побриться, и затем снова уходит.

– Но где же он живет? – спросила я.

Я заметила, что камерьере смотрит на меня с любопытством и как-то нерешительно, и что, то ли из уважения, то ли из сострадания, он медлит с ответом. Я из скромности не стала настаивать и велела провести себя в комнату, что снял Леони.