Леона. На рубеже иных миров - стр. 92
— Вот и ладно. Ты гляди, я на тебя рассчитываю. И еще… На вот, — она протянула мальчишке пару серебряников. — Возьми за свою помощь.
Мальчишка удивленно вылупился на протянутые монеты, и хоть на лице его на мгновение отразилась неподдельная радость, брать серебро не спешил и с сомнением поднял взгляд от монет к девушке, словно утверждаясь: «А ты точно не перепутала? Это действительно мне?».
— Ну, чего смотришь? Бери давай, — она ласково улыбнулась и сама вложила монетки в его ладошку.
Глаза парня восторженно засияли, и он резко и очень низко поклонился. Потом встал и, не удержавшись, порывисто обнял улыбающуюся девушку и так же быстро отступил. — Благодарю тебя! — сердечно произнес Павлош, беря себя в руки.
Когда Леона тихо крадучись выводила Флокса со двора, небо на востоке уже начинало сереть — еще час и рассветет. Выйдя за калитку, она обернулась, переполненная чувствами поклонилась в пояс, глубоко и печально вздохнула, и, более не оборачиваясь, двинулась вместе с Флоксом в сторону главных ворот. Лишь когда из вида скрылся венчавший крышу резной конек Радушного Вепря, она взобралась в седло и ускорила шаг коня.
Ворота в село по обычаю до рассвета стоят закрытые. Отпирают их только со знаменующим начало нового дня первым ударом колокола или по острой надобности, и то лишь для важных чинов или княжеских гонцов. Леона, столь рано покинувшая подворье, рассудила, что лучше дождаться открытия на улице, прямо у ворот, чем быть застигнутой врасплох в дверях комнаты. Задержись она со сборами, и была велика вероятность попасться. Все же возможность уйти незамеченной, когда вовсю светает, крайне мала, а Леоне совсем не хотелось устраивать долгих прощаний. Да и слишком уж хорошо она понимала, чем это может обернуться. Сказать другу прямо, что он будет ей обузой в пути, она бы не смогла. Язык бы не повернулся. Да и как объяснить, куда и зачем она направляется? Как рассказать о прошлом? От того и пришлось позорно и неблагодарно бежать... Девушка почувствовала укол вины и вздохнула, прикрывая глаза.
«Они поймут», — подумала она, уверенно кивая своим мыслям и беспокоясь о том, что подумают они об оставленных для них письмах и ее побеге. Затем ей вдруг вспомнился взгляд юного Павлоша на серебрушки, и на душе стало чуточку светлее.
Мальчонка был из бедной семьи — отца позапрошлой зимой задрал шатун[1], оставив тяжелую седьмой месяц женщину и шестерых детей совсем одних. Мать с тех пор тяжело болела, а Павлош в свои десять лет остался старшим мужчиной в семье. Огромная ответственность легла на его совсем еще мальчончьи плечи. Гордо подошел он тогда к матери, положил руку ей на плечо и пообещал: