Лекции по истории позднего Средневековья - стр. 29

по права римского колона не могли быть обязательными священными для германских пришельцев, в глазах которых колон и serviis были одно и то же; мы видим поэтому чрезвычайно пестрые названия в средневековых памятниках. Многие определения сохранились от римлян, другие внесены германцами; оттого возникло множество других отношений, темных и трудных, оттолкнувших от себя ученых исследователей, посвящающих труды свои предметам более благородными.[53] Между тем можно сказать, что это самые живые вопросы – показать состояние низших классов Западной Европы и показать, откуда явились нынешние пролетарии.[54]

Мы укажем только на важность задачи. Защитницей, союзницей рабов до XI столетия была церковь; в своих храмах она открыла им убежище, она одна впустила их в ряды свои. Церковь действовала здесь под влиянием начал христианства, которого была хранительницею; но, входя в состав средневекового общества, она не могла отрешиться от его привычек,[55] она должна была заведовать землями, ей принадлежавшими. Осталась от тех времен поговорка: под посохом епископа хорошо жить. Рабы церковные пользовались большими правами, нежели рабы светских владельцев. В стенах монастырей находят следы того, что в IX столетии церковные владельцы заключали со своими рабами условия, и, таким образом, в Италии, особенно на севере, церковные рабы должны были на церковь три дня работать, остальное время употреблять для себя. Церковь часто уступала земли своим рабам на правах пользования (emphiteusis);[56] из этих-то владельцев образовалось огромное число мелких владельцев.

Я говорил о праве кулачном, о праве феодальных владельцев объявлять войну своему соседу. Но мы видели, до какой степени ограждены были феодальные владельцы от военных опасностей своею одеждою и замками. В XI и XII столетиях совершались великие битвы между феодальными владельцами. Трудно было добраться до закованного в железо феодального владельца, следовательно, вся тяжесть падала на вилланов: их луга сжигались, у них отнимали скот, топтали жатву, и один голос был за них – это голос церкви. Но в конце XI столетия видим, что вилланы прибегают к разным средствам к своему облегчению.

Между горожанами и вилланами не было никакой связи, горожане смотрели с презрением на них: каждый город составлял отдельную эгоистическую единицу, которая преследовала свои цели: юридические и политические – стремление к торговле; им не было дела до жителей деревень; они не имели ничего общего. Эта ненависть была особенностью феодальной-общины. Но жизнь горожан не могла не возбуждать зависти в вилланах: города делаются местом убежища для рабов, они покупают от города защиту, селятся здесь. Для таких поселившихся в стенах города рабов есть много названий, они делаются вольными