Лекции по античной философии - стр. 22

С, я получаю D, так вот, есть явления, которые нельзя так получить, они не могут быть в принципе выводимым членом или конечным звеном непрерывной цепи обусловливания, они возникают в воронке, окруженной натяжениями противоречий, – вот что греки называли диалектикой. Внутри – вспыхнет или не вспыхнет, а если вспыхнет, тогда все целиком.

Я сделаю еще один шаг, введу еще одно определение бытия, но уже на таком уровне, на котором оно легко расшифровывается. О совести я уже говорил: помимо того, что это самоосно́вное явление, оно еще и неделимое, или целостное, явление в том смысле, что, если она есть, она присутствует вся целиком, совести не бывает половины, четверти. Это известно на уровне простой афористики. Вольтер в XVIII веке говорил, что добродетель неделима, она или есть, или ее нет, не может быть половины добродетели (он понимал свойство такого рода явлений). Значит, если есть, то все целиком. В тексте Парменида написано: бытие везде, нет такого места, в котором его не было бы, и оно все целиком и сразу[18]. Он говорит то, что я уже сказал перед этим на другом языке. Когда философ начинает переводить в область философских понятий и определений вещи, известные независимо от этих понятий и определений, он начинает прояснять условия, в каких, и только в каких, мы можем мыслить и что-либо высказывать. Для того чтобы мы могли о чем-то говорить в терминах психологии (я опять возвращаюсь к примеру), в любой точке совокупности явлений, которые я охватываю как психологические, должна присутствовать совесть. Совесть везде: в маленьком присутствует вся целиком, в большом присутствует, и тогда я могу говорить о ней как о психологическом явлении. Область бытия есть область неделимого, о ней говорим: бытие едино и неделимо, оно неподвижно, оно везде, оно вечно.

Теперь остались кое-какие вещи, не очень понятные. Я сказал: оно неподвижно, оно вечно. Допустим, мы поняли неделимость бытия: оно неделимо в той мере, в какой мы вообще можем понятно о чем-то говорить и что-то высказывать. Но при чем здесь вечность, неподвижность, охваченность всего? Ведь нет ни одного момента времени, в каком не было бы бытия: если я рассуждаю о каком-то предмете, то я не могу рассуждать о нем, не предполагая, что в каждый момент и в каждом месте есть бытие этого предмета. Что это значит? Продолжим нашу попытку понимания всего этого дела, держа в голове, что речь идет о рассуждении, основывающемся на пределах, все время на пределах, на предельно мыслимо возможном виде тех предметов, о которых мы рассуждаем. «На предельно мыслимо возможном виде» означает следующее: то, о чем хотим говорить, доводим до предела и потом начинаем о нем рассуждать.