Легион Видессоса - стр. 40
– Прими нашу благодарность, исходящую из самой глубины сердца при виде столь щедрого гостеприимства, – вежливо изрек Гуделин и спрыгнул с лошади, испытывая явное облегчение. – Если нам понадобится вдруг еще какая-нибудь небольшая услуга, не позволишь ли ты узнать твое имя?
Староста уныло посмотрел на бюрократа. Угрозы и проклятия – к этому он уже давно привык. Какую новую опасность таили сладкие слова? Но не обнаружив в пышной фразе на первый взгляд ничего страшного, нехотя ответил:
– Меня зовут Плинтий.
– Великолепно, дорогой Плинтий. Еще раз прими нашу благодарность.
Окончательно сбитый с толку, староста увел лошадей.
– Фос милостивый, какое ужасное имя! – воскликнул Гуделин, едва тот скрылся. – Что ж, посмотрим, что тут у нас?
Судя по его тону, он ожидал увидеть кошмар.
В здании бывшего храма застоялся запах пыли и сырости. Путешественники, похоже, нечасто бывали здесь. Скамьи, когда-то окружавшие алтарь, давно исчезли. В степи древесина была слишком дорога, чтобы бросить ее покрываться пылью. Все равно храм давно уже никто не посещал. Что толку сидеть здесь на скамьях? В поселке много лет назад забыли о почитании Доброго Бога видессиан.
Алтарь тоже давным-давно куда-то делся. Вместо него был сложен очаг. Скилицез прав, подумал Горгид. Даже самая память о Фосе ушла из этих краев.
Видессианский офицер достал трут и кресало и быстро разжег огонь. Послы с наслаждением растянулись на кошмах, постеленных на грунтовом полу. Гуделин вздохнул с нескрываемым удовольствием. Из всех видессиан он был самым никудышным наездником и здорово натер себе седалище. Его мягкие ладони покрылись пузырями и мозолями.
– У тебя не найдется чего-нибудь от этого? – спросил он Горгида, показывая свои израненные руки.
– Боюсь, я взял с собой очень немного лекарств, – ответил грек, не желая подробно вдаваться в причины, по которым решил бросить ремесло "` g. Но увидев чужую боль, добавил: – Масло и мед в равных частях помогут тебе, мне кажется. Попроси Плинтия.
Огонь вспыхнул ярче, когда новый брусок спрессованной соломы полетел в костер. Горгид заметил на стене небольшое голубое пятно. Он подошел ближе, желая взглянуть. Это было все, что осталось от фрески, некогда украшавшей стену. Равнодушие, сырость и плесень, сажа и немилосердное время уничтожили роспись. Как и сам поселок, храм превратился в жалкие руины великой мечты.
Кожаная занавеска отодвинулась. Гуделин открыл было рот, желая попросить Плинтия, чтобы тот дал ему мазь для рук. Но в бывшую святыню, превращенную в караван-сарай, вошел не староста. Шесть девушек несли еду, ножи, вилки и мягкие матрасы, а последняя шла, сгибаясь под тяжестью бурдюков с напитками. Горгид был уверен, что она несла кумыс.