Легенда о солнечном свете - стр. 10
– Позовите срочно Рыжова! – крикнула она.
– Да я это. Кто говорит?
– Это интерн Кривулина. Я из морга звоню. Николай Сергеевич, бегите скорее сюда. Он жив, этот парень! У него есть давление и пульс. Я здесь. Я Вас жду.
Николай Рыжов, умудренный опытом реаниматолог, с сорокасемилетним стажем чуть не выронил трубку из рук. Его сердце застучало, как бешенное. Он на секунду задумался: «Как так? Твою ж мать! Я его и впрямь как-то вскользь осматривал… Вот б*я…» Ещё через секунду бедный Рыжов, превозмогая боль в суставах и чудовищную экспираторную одышку, в одной пижаме на голое тело, в резиновых шлёпках нёсся во весь опор, перескакивая сначала через две ступеньки, потом через большие сугробы, поскальзываясь на каждом шагу, прижимая к груди чемоданчик, к моргу больницы. Он не мог допустить такого провала: «Констатировать смерть живому пациенту. Да… Старею. Только б успеть!» Перед дверью морга Рыжов притормозил, чтоб отдышаться и пшикнуть в горло из ингалятора. Его тело адски болело, так он не бегал уже лет тридцать. Казалось, ещё немного, и его скелет разрушится на части, сложится, как карточный домик. Ноги устали болеть, и теперь просто отказались слушаться и онемели от пальцев стоп до самых паховых складок. Про мокрые носки и штанины можно даже не упоминать. Вбежав в секционный зал, Рыжов отстранил раскрасневшуюся возбуждённую Машу, подошёл к металлическому столу, откинул простынь с молодого человека, которого два часа назад признал мёртвым и… подавляя назревающую истерику отошёл в сторону. Он прислонился спиной к ледяной стенке морга и съехал по ней вниз, усевшись на корточки. Он вытер пот со лба трясущейся рукой. Подумал, что подняться самостоятельно не сможет. Потом пристально посмотрел на ничего не понимающую Машу. В нём боролись два диких желания: разорвать Кривулину на части прям здесь и оставить растерзанный её труп до утра, или же сделать то же самое чуть позже, на отчёте у главного врача в присутствии коллег.
– Николай Сергеевич… Я… – начала лепетать девушка, кажется до неё стало что-то доходить.
Реаниматолог тёр пальцами виски и приговаривал, кажется, сам себе:
– Трупное окоченение… Трупные пятна… Какое давление? Какой пульс?
– Конечно, он давно окоченел. Вон, твёрдый, как камень. И синий весь, особенно там, со спины. Трупак стопудовый. – вставила реплику санитарка баба Катя.
И тут Маша поняла: она, горе-докторша, нашла признаки жизни у человека, умершего два часа назад, в его теле уже начались процессы разложения, и, ясное дело, спасти его не представлялось возможным.