Легенда о Пиросмани - стр. 20
Жизнь била ключом в этом мирке. То и дело разносилось с первого яруса:
– Ануш, бала-джан, поднимись к мадам, постучись культурно, спроси который час.
– Мама, потерпи, сейчас наш Арсен придёт, будет кричать «яйца, свежи яйца!», значит ровно десять часов.
– Ах ты, ленивая такая! – ворчала мать. – Ничего тебе поручить нельзя!
И тут во двор входит громкий голос продавца Арсена, протяжно поющий:
– «Яйса, свежи яйса!»
Тут же, на первых двух этажах появляются красные, жёлтые, синие халаты женщин в чустах>28, выстраивающихся в очередь к Арсену. Каждая накладывает яиц в свою корзину, предварительно просматривая их на солнце, и проверяя таким образом их свежесть.
– Что смотришь? Что там ищешь? – привычно ворчит Арсен. –Курица сегодня снесла…
А с другой комнаты доносится:
– Витик, вставай, лежебока. Арсен уже был! Завтракать пора!
Очередь у «кранта» занимали с самого утра. Знали, что сын портнихи, Арам, проснись он, будет полчаса в нём мыться, фыркая от удовольствия и подтягивая свои то и дело сползающие кальсоны. Керосинки на балконах уже шипели, вокруг них хлопотали хозяйки.
– Марго-джан, шакар чунес?>29
– Марили момеци ра, Жужуна – генацвале!>30
А старая Вартуш, высохшая от ветра времени, сидя на табурете возле окошка, пела свою любимую песенку:
«Ми пучур бабушка,
нстела акушка,
утума семушка,
наюма дедушка…»>31
Толстый, неповоротливый Витик, завидев «братву» из Калантаровского дома, выбегал из комнаты, не доев свою кашу. За ним бежала его мать, крича и плача, что она «похоронит папу» и сама умрёт, если он не съест ещё одну ложку хотя бы ради неё.
После завтрака во двор, поближе к «кранту», выставлялись лоханки и начиналась стирка. В мыльной пене копошились женские руки. Они что-то усиленно оттирали, выжимали, затем полоскали, и снова отжимали. А потом заполняли отстиранным бельём верёвки, что протягивались через весь двор, от туты до акации, и от столбика к балкону. А на перила «выбрасывались» подушки, одеяла, коврики, которые предварительно хлестались рукоятками веников или швабрами. Детям нравились эти «занавеси», они помогали при игре в прятки.
А потом во дворе раздавался хриплый голос бойкой Нази-бебо, приводившей во двор своего старого ослика, на спине которого висели хурджины>32:
«Мацони! Ма-ла-ко-о!», – и опять хозяйки спешили вниз, на этот призыв.
– Почему этот мацони такой жёлтый? – спрашивала одна.
– Это «камечис», буйволиный, очень полезный. От всего лечит.
Спустилась и француженка, мадам Тер-Акопова. Но, увидев бедного ослика, у которого от старости уже провис хребет, она схватилась обеими руками за своё бледное лицо и с жалостью прошептала: «О, Mon Dieu!