Легенда о «Ночном дозоре» - стр. 31
«Могла бы быть полюбезнее», – обиженно подумал Старыгин, но тут же вспомнил, что Агнесса Игоревна, разговаривая с паном Пештой, ни словом не обмолвилась о том, что «Ночной дозор» оказался подделкой, и представила его, Старыгина, как сотрудника Эрмитажа, который пишет монографию о малоизвестных голландских художниках семнадцатого века. Конечно, скромный сотрудник Эрмитажа вряд ли мог заинтересовать такую экстравагантную даму, как пани Катаржина.
Он задумался и очнулся только от мелькания деревьев за окном. Машина летела по шоссе с абсолютно дикой скоростью. Старыгин кашлянул, стараясь унять неприятную дрожь в коленях.
– Не беспокойтесь, – бросила Катаржина, верно оценив его волнение, – Чехию приняли в Евросоюз только после того, как были построены отличные современные дороги.
«Утешила, нечего сказать». – Старыгин отвернулся от окна, потому что от мелькания закружилась голова.
– Вы давно водите? – поинтересовался он.
– Получила права сразу же после окончания школы, – с усмешкой ответила она, после чего ловко вписалась в поворот.
Снизить скорость она и не подумала, так что Старыгина бросило прямо на нее. Плечо, обтянутое кожей, было жестким и угловатым. Старыгин про себя окрестил доктора Абст «железной леди» и надолго замолк.
Машина свернула на подъездную аллею, обсаженную ровными рядами стройных кипарисов, и вскоре остановилась перед белыми металлическими воротами.
Над самыми воротами висела камера видеонаблюдения.
Катаржина выглянула в окошко машины и отчетливо проговорила в камеру:
– Мы договаривались с паном Коврайским!
– Прошу вас, пани Абст! – прозвучал вежливый голос из невидимого динамика, и ворота плавно разъехались.
Катаржина подъехала к самому дому.
Вблизи это строение из белого камня оказалось еще воздушнее и наряднее. На террасе перед крыльцом стоял невысокий мужчина в темных очках, джинсах и белом свитере. Вежливо улыбаясь, он шагнул навстречу гостям:
– Здравствуйте, Катаржина! Чем обязан вашему визиту?
– Познакомьтесь, Борис, – мой коллега из Эрмитажа Дмитрий Старыгин!
– Рад, рад, – хозяин чуть заметно скривился, но протянул Старыгину руку. Рука у него была маленькая и узкая, но достаточно крепкая и сильная. И сам он был как будто выточенная из дерева статуэтка – миниатюрный, но крепкий и подтянутый. Лицо Коврайского вблизи было каким-то болезненным – бледным нездоровой мучнистой бледностью, словно этот человек большую часть своей жизни провел в подвале, в отсутствие солнечного света.
– Пойдемте в дом, – пригласил Коврайский, снова слегка скривившись. – Я плохо переношу солнце!