Легенда о «Ночном дозоре» - стр. 20
Кажется, Лев Толстой говорил, что красивые люди – это те, кого красит улыбка, а некрасивые – те, кого улыбка портит. Если классик прав, то хранительница кабинета рукописей была необыкновенно красивой женщиной, во всяком случае, от улыбки она удивительно похорошела.
– Дима! – радостно воскликнула она. – Какой редкий гость! Заходи, я сварю тебе кофе!
– Тебе же пожарник не разрешает!
– А он не узнает! Знаешь, где я прячу кофеварку? В несгораемом шкафу для особо ценных документов! Надеюсь, ты меня не выдашь?
– Ага! – Старыгин рассмеялся. – Теперь мне есть чем тебя шантажировать! Если ты не будешь мне давать нужные рукописи…
– Ну вот, – женщина погрустнела. – Конечно, ты опять пришел исключительно по делу…
– Не обижайся, Танечка, но ты же знаешь, какие дела творятся в Эрмитаже! Ты же слышала, что произошло с «Ночным дозором» Рембрандта…
– Слышала… – Женщина вздохнула, повернулась и, слегка прихрамывая, пошла между двух рядов стеллажей, до самого потолка уставленных папками с бесценными рукописями.
В конце этого узкого коридорчика располагался ее рабочий кабинет. Собственно, это был не кабинет, а кусок свободного пространства, отвоеванный у стеллажей и шкафов, с письменным столом посередине. Единственной роскошью в этом кабинетике были два огромных окна – одно выходило на Неву, второе – на Зимнюю канавку и здание Эрмитажного театра. Знатоки считали, что вид из этих окон – один из красивейших в Петербурге.
Впрочем, Старыгин бывал здесь довольно часто и привык к этой красоте.
– Ну, так что тебе нужно на этот раз? – осведомилась хранительница с ноткой обиды в голосе. – Пособие двенадцатого века по разведению шелковичных червей или инструкция по ведению допросов для начинающего инквизитора?
– Не сердись, – Старыгин вздохнул и погладил Татьяну по руке. – Положение действительно очень серьезно… Мне нужна рукопись Франциска Падуанского, так называемый кодекс «Омега»…
– Никогда бы не подумала, что в сферу твоих интересов входит гадание… – фыркнула Татьяна, усаживаясь за компьютер и пробегая тонкими пальцами по клавиатуре.
– Это не совсем гадание, – поправил ее Старыгин. – Точнее, не только гадание. Это нечто гораздо большее…
– Все равно не понимаю, какое отношение это имеет к картине Рембрандта. Ну, это твое дело. Вот, я ее нашла: единица хранения… впрочем, этот номер тебя не интересует… стеллаж семнадцатый, полка шестая…
Она встала из-за стола и, заметно прихрамывая, подошла к одному из стеллажей. Привстав на цыпочки, достала с полки картонную коробку и бережно передала ее Старыгину: