Легенда о капитане Бероевой - стр. 14
– Джонни О’Нил, специальный агент Федерального бюро расследований, наделенный особыми полномочиями.
Четко отчеканив и имя и должность, он протянул для приветствия правую руку, наделённую немаленькой силой. Воспитанная девушка ответила на дружеское рукопожатие и браво рапортовала:
– Капитан Оксана Бероева, оперуполномоченная Московского уголовного розыска, в неформальном общении попросту Ксюша.
– Ксю-уша?! – проговорил англоязычный американец с невольным акцентом, стараясь запомнить сокращённое имя. – Пройдёмте, я покажу Вам отдельную комнату, где Вы будете отдыхать, а потом мы проведём ответственное собрание.
Комната – это, конечно, сказано громко! Северная зимовка состояла из пятнадцати крохотных кубриков, имевших периметры два с половиной метра на полтора и используемых сборной командой для недолгого сна либо нерабочего времяпрепровожде́ния (там же хранились их личные вещи); в десяти устанавливались кровати двухъярусные (они предназначались для второстепенного персонала), в остальных же пяти спальных мест располагалось только по одному (в них селились учёные, назначенные быть главными).
Оксана быстро переоделась, надев купленную плотную водолазку, но оставшись в удобных лосинах и американских сапожках без молнии. В предоставленной комнатушке, где раньше селился покойный профессор, в письменном столе, больше похожем на тумбочку, крепился металлический ящик, запиравшийся на специальный маленький ключик – в него она положила огнестрельное оружие и запасные патроны.
О’Нилу досталось пустовавшее помещение, предназначавшееся для лётчиков, периодически совершавших грузовые рейсы и доставлявших на полярную базу продукты питания, дизельное топливо, другие, необходимые в нормальной жизни, предметы, а также первостепенные лекарства, без которых в обыденной жизни просто не обойтись. Он быстро скинул утеплённую куртку и, когда столичная оперативница вышла из освоенной комнаты, как преданный пес, терпеливо дожидался снаружи. Только сейчас Бероевой удалось его рассмотреть поподробней: красавец мужчина, он достиг тридцатидвухлетнего возраста, оказался выше на целую голову и считался превосходно развитым в силовом отношении – мощный торс, накачанные грудные мышцы и рельефные бицепсы отчётливо выделялись сквозь тугую водолазку, окрашенную знаменательным цветом хаки (утепленные брюки были в тон остальной одежде). «Не иначе бывший морской пехотинец», – оценив увиденные формы, сделала московская сыщица правдоподобное, логичное заключение. Далее, она приняла́сь делать мысленные отметки, изучая привлекательное лицо: овальная ровная форма не выделялась никакими изъянами; хитроватые голубые глаза светились проницательным умом, трезвой, придирчивой рассудительностью, но заодно выдавали некую звериную жёсткость (а возможно?!) и тайный зловредный умысел; взгляд выглядел добродушным, но где-то в самой его глубине проглядывались редкостное упорство и несгибаемая решимость; аккуратный нос смотрелся ровным, прямым, практически идеальным; грубая, обветренная кожа представлялась настолько белой, что, предполагалось, никогда не знавала солнечного загара; блондинистые волосы укладывались в короткую прическу, зачёсанную слева направо. Простому обывателю отмеченные мелочи вряд ли бы бросились на глаза, но опытная оперативница сразу же заострила на сделанных выводах сосредоточенное внимание: «А ты не так уж и прост? Хотя – чему я сейчас удивляюсь? – в «бюро» глупеньких дураков не держат», – продолжала рассуждать российская представительница, проницательно оценивая будущего коллегу. А что же Джонни? Он широко улыбался, стараясь пользоваться наиболее открытой улыбкой и показывая безупречные ряды белых зубов и тонкие, ярко-красные губы.