Ледяной клад - стр. 28
В темноте скрипнули шарниры, похоже, что открыла она сундучок и стала в нем рыться. А Цагеридзе стоял у порога и думал, как это странно, что мать называет дочь на «вы» и по имени-отчеству, а та говорит ей «ты» и при этом – даже грубо. Бывает, на «вы» обращаются дети к родителям. Но как это можно наоборот? И почему? Родители непременно должны держать верх над детьми. Почему эта старушка так себя подчинила, в сердце все же, по-видимому, тая глухую обиду на дочь? Выходит, Баженова – человек деспотичный. Не такой с первого взгляда представилась она Цагеридзе.
Блеснула зажженная спичка. Держа ее над головой, Баженова прошла к столу, повозилась с лампой, еще несколько раз чиркнув спичками, и комната озарилась тусклым светом.
– Проходите, – пригласила Баженова и опять, как в конторе, когда она объясняла, что на рейде очень трудно с жильем, прибавила виноватым голосом: – С собранием прямо замоталась я сегодня, еще и помощница моя, Фенечка, меня подвела, загостилась у родителей. Вот и в доме у нас вовсе не прибрано. Даже, стыд какой, стекло у лампы не помыто… Дайте сюда вашу одежку!
Она помогла ему снять пальто, повесила на гвоздь под пеструю ситцевую занавеску, повернулась – хотела взять с лавки у печи самовар, но Цагеридзе ее остановил.
– Прошу прощенья, но я сразу хочу объяснить. Мне это очень не нравится: когда дочь так разговаривает со своей матерью, – сказал он негромко, чтобы не услыхала старушка.
Баженова застыла с расставленными руками. Цагеридзе не видел ее лица, но даже в коротком, гордо-заносчивом и резком движении головы он прочел сердитый ответ: «А вам какое до этого дело?» Однако услышал он другие слова:
– А мне это, думаете, нравится?
И сказаны были они с горечью и тоской, так, словно бы вскользь, торопливо, но со сквозящим желанием не открыть лишнего, что было бы верхом грубости – продолжить этот разговор. Цагеридзе молча пожал плечами, сел на табуретку, поближе к печке и, пока Баженова хлопотала с самоваром, стал оглядывать свое случайное жилище.
Собственно говоря, это была всего лишь одна комната, но печь в ней – добротная русская печь – близ стены стояла так, что в одном закоулке располагалось все кухонное хозяйство, а в другом, позади печи, – получалась как бы спаленка. Цагеридзе видны были спинки близко поставленных одна к другой двух железных коек с натянутыми на них белыми чехлами. Ему подумалось: «Не нашлось ведь такого же уголка и для старухи матери. Той место только на печи, на какой-нибудь ветхой дерюжке. А тут покой молодых. Вон как пышно наряжены постели! Интересно, каков он сам, этот второй обладатель мягкой постели?» Цагеридзе уже заранее почувствовал к нему неприязнь. Не в нем ли причина разлада матери с дочерью?