Леди, которая любила готовить - стр. 27
Спросила и покраснела.
Получается, будто Василиса напрашивалась, а она просто голодна. И вновь же сама в том виновата. Утром кусок в горло не лез от волнения, а к обеду времени не осталось, вот и…
– Есть. Вас проводить?
– Если… вас не затруднит, – у нее никогда не получалось держаться с людьми так, как у Марьи, – с холодной приветливостью, с отстраненностью, которая, однако, не позволяла бы упрекнуть в презрении к собеседнику.
– Ничуть. Я бы и сам, но как-то… вот… – показалось, что Демьян Еремеевич слегка смутился, чего быть не могло, потому как мужчины не смущаются.
С другой стороны, следовало признать, что о мужчинах она знала не так и много.
– Буду рада, – она бросила взгляд в зеркало, убеждаясь, что коса, если и растрепалась, то не настолько, чтобы выглядело это совсем уж дурно, что платье, конечно, измялось, несмотря на обещанную особую обработку ткани. Что сама она, Василиса, не стала сколь бы то ни было симпатичнее.
Все то же чересчур округлое лицо с пухлыми щеками и крохотным носом.
Брови дугами.
Крупные губы.
И глаза раскосые, напоминающие о дурной крови степняков, о которой Радковские-Кевич и рады были бы забыть.
– Прошу, – Демьян Еремеевич предложил руку. И Василиса ее приняла, а после спохватилась, что, возможно, не следовало бы делать этого, что Марья точно не одобрила бы подобной вольности, и Настасья тоже не одобрила бы, пусть и по иной причине: женщина вполне себе сама ходить способна. Так бы она сказала.
Но ни Марьи, ни Настасьи в вагоне не было.
А Демьян Еремеевич был.
И от него пахло камфорным спиртом, травами и самую малость – целительской магией. Этот едва уловимый, пряный аромат заставил Василису принюхиваться, выискивая малейшие его оттенки.
Вагон-ресторан располагался не так и далеко. Пара узких коридоров и еще более узких мостиков, переступать по которым было страшновато, хотя Василиса и понимала, что поезд стоит, что, даже если бы он ехал, никакой бы опасности не существовало, но вот… она с трудом удерживалась, чтобы не вцепиться в руку Демьяна Еремеевича.
А тот делал вид, что не замечает ее страха, за что Василиса ему была несказанно благодарна.
Пахло съестным.
И запахи эти окружили, привычно успокаивая, отвлекая, заставляя разбираться в них. Вот терпкость бадьяна, довольно агрессивного, и мало кто из поваров рискует пользоваться им. А вот мягкая свежесть мяты, ее, напротив, суют, кажется, всюду, порой изводя совершенно безо всякого смысла, но исключительно по моде.
Горьковатый анис.
И тонкий, едва уловимый флер тимьяна.
Розмариновый букет на мясе, которое пронесли мимо них, заставил Василису обернуться и сглотнуть. Мясо выглядело приготовленным если не идеально, то к тому близко.