Лебединое озеро. Повести и рассказы - стр. 38
Последний раз он выходил в сквер на набережной поздней осенью прошлого года, пытаясь успокоить нервы, взведенные до неприличного состояния подарком сына к приближающемуся коронному юбилею. Боря-таки попался на своих схемах с арендой муниципальной собственности и выделении участков под строительство жилья.
Бухману давно не нравился тот взгляд свысока, с каким сын объяснял ему подоплеку своих финансовых успехов, и та его убежденность, что он умело встроился в систему, постиг ее правила и неподсуден. Но всегда приходилось мириться с супругой, считавшей стремление к богатству первой обязанностью настоящего еврея и потакавшей раздобревшему сыну в пику мужу, всю жизнь относившемуся к деньгам без должного почтения, а только как к приятному атрибуту полезной деятельности.
Профессор не был моралистом и любил сына. Он допускал понимание справедливости теми мерками, которые теперь были в ходу. Но надо ведь было держать ухо востро, а нос по ветру, и не считать себя умнее всех. Особенно в том болоте проходимцев, куда Борис так смело полез. А тот факт, что он оказался под следствием, говорил о невысоких умственных способностях – вот что убивало отца больше всего.
Больше двух месяцев вместо работы голова Бухмана была занята помощью сыну. С кем только он не переговорил по этому вопросу. Реально помогли двое отучившихся у него ребят из службы безопасности и Сережа Авалов, давно знающийся с администрацией. Когда Боре разрешили вернуть в бюджет часть взятых денег, а взятку сочли недоказанной, – в душе отца наступило опустошение большее, чем после хорошей работы. Оно и выгнало его из уютной квартирки в ноябрьскую хмурь и слякоть, заставив пробираться между грязными глубокими лужами и густо нападавшими и вымокшими до коричневого цвета листьями липы и каштана.
– Здравствуйте, Михаил Борисович! – попавшийся навстречу Володя Скачков снял вязаную перчатку и протягивал Бухману руку.
Володя был в кепке, больших черных очках, кроссовках и пальто свободного кроя, делавшего его еще меньше ростом. Маленького Скачкова Бухман видел почти всегда, когда выходил на набережную, – у того здесь были моционы по три раза в день, начиная с долгой утренней зарядки.
Бухман знал Володю лет пятьдесят, со времени закладки сквера на набережной, когда их молодой институтский люд сажал на пустынном берегу деревья, ставшие теперь городской достопримечательностью. Был Скачков из «кадрированных» офицеров, долго выслуживал года. Бухман уже лет десять, как преподавал в университете, закоренел, получил профессора, дописывал докторскую по философии, а Володя еще служил, добирая до пенсии. Потом он недолго работал на гражданке, что-то по электричеству. А теперь вот который год марширует по набережной.