Лебединая песнь - стр. 91
– Пять лет лагеря – совершенно верно! А за сколько продашь?
– Да сколько дадите, ваше благородие. Цены на его я не знаю, никогда до сих пор не продавал. И теперь не слукавлю – хочу сбыть с рук, больно опасно держать. Ну так чего я буду запрашивать? Может, он вам и беду принесет. Сколько не пожалеете, столько и дайте.
Олег вынул портмоне.
– У меня при себе девяносто, довольно тебе?
– Премного благодарен, ваше благородие.
– Бери, только помни, ты не проговоришься никому, что ты меня видел и что я здесь. И о револьвере тоже. Слышишь? Полагаюсь на твою солдатскую честь.
– Так точно, ваше благородие. – И солдат протянул ему что-то обернутое в тряпку.
– Я не могу здесь развернуть его. Он заряжен? В порядке он?
– Да уж будьте благонадежны. Заряжен.
– Прощай. – Олег протянул было ему руку, но солдат быстро поднес свою к истрепанной кепке, похожей на блин. И Олег невольно ответил ему тем же жестом, который в нем был настолько изящен, что разом изобличил бы его гвардейское прошлое опытному глазу. После этого он, не оглядываясь, быстрыми шагами ушел с рынка, говоря себе, что осторожность требует удалиться как можно скорее от места неожиданной встречи и замести следы. Чтобы проверить, не следят ли за ним, он свернул в проходной двор и, только убедившись, что никто его не сопровождает, направился к дому. «Теперь, – думал он, – я уже не попаду живым в их руки!»
Письменного стола у Олега не было, и он невольно задумался, где будет держать револьвер, не имея своего угла. Только днем, когда Мика ушел, он заперся в комнате, чтобы осмотреть револьвер, и, убедившись в его полной исправности, перезарядил вновь. Целый рой воспоминаний, детских и юношеских, возник в нем, пока он возился с револьвером. Он задумался, держа его в руке. Нерешительный стук в дверь прервал его мысли. Сунув поспешно револьвер под подушку дивана, на которой он спал, Олег подошел, чтобы отворить дверь, и увидел на пороге незнакомую девушку в пальто и меховой шапочке, всю засыпанную снегом, свежее личико было розово от мороза, во взгляде ее он заметил нерешительность.
– Чем могу служить? – спросил он, беря руки по швам. Ему одного взгляда на эту девушку было достаточно, чтобы определить, что она принадлежала к несчастному разряду «бывших», и это тотчас вызвало всю его изысканную вежливость.
– Простите, я не туда попала… Я искала Нину Александровну Дашкову.
Его собственная фамилия, произнесенная при нем, болезненно резанула его слух.
– Нина Александровна дома. Сию минуту я провожу вас к ней. Если желаете снять пальто, пожалуйста, здесь, – сказал он, выходя к ней в коридор, а сам еще раз мельком взглянул на нее, потому что она показалась ему замечательно хорошенькой. В полутемном коридоре на него серьезно взглянули большие глаза из-под длинных ресниц, на концах которых повисли снежинки.