Лебединая песнь - стр. 179

Олегу стало жаль юношу.

– Успокойтесь, Александр Александрович, еще никто никогда не жалел, что он молод. У вас еще все впереди, а наша молодость уже на закате, – сказал он.

– Аминь! – замогильным голосом откликнулся Фроловский. – Будем, однако, продолжать. Спрашивайте теперь вы, Елена Львовна.

– Какое сейчас твое самое большое желание? – спросила Леля Асю.

– Вернуть дядю Сережу. – Это было сказано без запинки, и ее лицо стало серьезным.

Очередь была за Олегом.

– Я буду скромней моих предшественников. Что вы больше всего любите, Ксения Всеволодовна, не «кого», а «что»?

– Что? О, многое! – Она мечтательно приподняла головку, но Фроловский не дал ей начать.

– Учтите, что собаки, овцы и птицы относятся к числу предметов одушевленных, – не вздумайте перечислить все породы своих любимцев.

– Какой вы насмешник! Я грамматику немного знаю. – На минуту она призадумалась. – Люблю лес, глухой, дремучий, с папоротниками, с земляникой, с валежником, фуги Баха, ландыши, осенний закат и еще купол храма, где солнечные лучи и кадильный дым. Ах да! Еще белые гиацинты, вообще все цветы и меренги…

– Ну, вот мы и добрались до сути дела! – тотчас подхватил Фроловский. – Теперь вы начнете перечислять все сорта цветов и все виды сладкого. Что может быть, например, лучше московских трюфелей?

– Трюфели я последний раз ела, когда мне было только семь лет, и не помню их вкуса, – было печальным ответом.

– За мной коробка, как только появятся в продаже! – воскликнул Шура, срываясь со своего места, и даже задохнулся от поспешности.

Все засмеялись.

– Коробка за вами. Решено и подписано, а теперь переходим к следующему пункту, – провозгласил, словно герольд, Фроловский. – Ну-с, кого из числа играющих, Ксения Всеволодовна, любите больше всех?

– Что ж тут спрашивать? Ясно само собой, что Лелю. Ведь мы вместе выросли.

– А кого меньше всех?

Наступила пауза.

– Я облегчу ваше положение, Ксения Всеволодовна! – сказал Олег. – Меньше всех вы любите, конечно, меня, так как меня вы только теперь узнали, а все остальные здесь ваши старые друзья.

Он сказал это, желая подчеркнуть, что не принял на свой счет ее высказываний по поводу идеального мужчины, и дать ей возможность выйти перед всеми из неловкого положения, но она в своей наивной правдивости не приняла его помощи.

– Вот и нет, не вас вовсе, – ответила она с оттенком досады.

– Меня, наверно, – уныло сказал Шура.

– И не вас! – сказала она тем же тоном.

– Так кого же?

– Вас. – И взгляд ее, вдруг потемневший, обратился на Валентина Платоновича.

– За что такая немилость, Ксения Всеволодовна? – воскликнул тот.