Ласковый убийца - стр. 48

– Так вот – предупреждаю. Да ладно, ты не переживай раньше времени – может, к следующей неделе у меня что-нибудь появится. Кто знает? – утешал Ремизов шефа.

Спрогис с надеждой взглянул на него:

– Андрюха, правда! Ты уж постарайся! Ты…

В этот момент постучали.

– Да! – крикнул Спрогис. – Войдите!

Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет аккуратно проник молодой журналист, пишущий на политические темы. Он пришел в "Столичный комсомолец" совсем недавно, из какой-то второразрядной газетки, и был принят в штат с испытательным сроком.

– Извините, Виталий Вениаминович! – тихо сказал он. – Вы заняты?

Журналиста звали Борис Туманов. Был он худенький, белобрысый и некрасивый. Но в этой пустяковой – иначе и не скажешь – внешности имелось нечто особенное. Какой-то азартный блеск в глазах. Туманов принадлежал к великому племени охотников, но только опытный взгляд таких матерых волков, как Спрогис или Ремизов, мог это заметить.

Подрастающий хищник прикрыл узкой ладошкой рот и, сгибаясь в позвоночнике, прошелестел:

– Я могу зайти позже.

– Нет, нет. Проходите. Мы, в общем-то, уже закончили, – пригласил его Спрогис. И, обращаясь к Ремизову, – Андрей Владимирович, я вас прошу. Уж постарайтесь! Ладно?

Ремизов встал, машинально огладил пиджак, пальцами проверил пуговицы (нижняя всегда должна быть расстегнута – иначе примут за швейцара и начнут кидать рубли в руку), сдержанно ответил:

– Конечно, Виталий Вениаминович. Я сделаю все возможное.

– Спасибо, – Спрогис остался сидеть. – До свидания, – он не стал протягивать Ремизову руку.

– До свидания, – Ремизов учтиво кивнул и вышел.

КОЛЬЦОВ.

Дела у фонда "Милосердие и справедливость" сразу пошли в гору. Поначалу вспыхнула было война: некоторые авторитеты не захотели терять контроль над российским рынком наркотиков. Однако серьезной угрозы для объединившихся чеченцев, азербайджанцев и таджиков они не представляли: скорее всего потому, что в этом виде преступного бизнеса "славян" почти не было.

Но те немногие, которые попробовали возмутиться, немедленно поплатились за это: чеченцы действовали предельно жестко и агрессивно, вели себя нарочито вызывающе, грубо попирая все "законы" и "понятия". Случалось так, что, договорившись с конкурентом о "мирной" встрече, чеченцы приезжали на "стрелку" с оружием и безжалостно истребляли противников.

В конце концов с ними просто решили не связываться, и они стали монополистами. Помимо мощной чеченской группировки как таковой, спешно создавались бригады бойцов, которые вливались в состав азербайджанских и таджикских группировок – они охраняли сеть сбыта и следили за порядком. Проблем с "молодыми кадрами" не возникало: на родине было полно парней, не имевших ни работы, ни денег, зато обладавших реальным опытом боевых операций. Этот опыт, помноженный на природную воинственность, подкрепленный культом физической силы и примененный в условиях Москвы, приносил ощутимые результаты: заняв однажды какие-либо позиции, чеченцы никому их уже не уступали, а, напротив, только стремились усилить и постепенно расширить сферу своего влияния.