Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - стр. 32
Джеймс Фалмер и Родерик Тоун, профессиональные охотники за орхидеями, вместе с двумя проводниками-индейцами продвигались по малоизвестному притоку в верховьях Ориноко. Местность изобиловала редкими цветами, но, помимо ее растительного богатства, их сюда привлекли ходившие среди местных племен смутные, но настойчивые слухи о том, что где-то на берегах этого притока есть разрушенный город, в нем – погребальная яма, а в ней вместе с мертвецами некоего безымянного народа захоронены несметные сокровища: золото, серебро и драгоценные камни. Все эти слухи передавались с чужих слов, но Фалмер и Тоун решили, что стоило бы проверить. Когда до руин оставался день пути, Тоун заболел, и Фалмер отправился на долбленой лодке с одним индейцем, оставив другого ухаживать за Тоуном. На закате третьего дня он вернулся.
Лежа и глядя на своего товарища, Тоун по размышлении решил, что, вполне вероятно, Фалмер так неразговорчив и угрюм, потому что разочарован неудачными поисками сокровищ. Да к тому же еще и какая-то тропическая зараза, похоже, проникла в его кровь. С другой стороны, Тоун вынужден был в сомнениях признать, что Фалмер не из тех, кто в подобных обстоятельствах оказался бы разочарован или впал в уныние. Тоуну уже выпадал случай убедиться, что чистая жажда наживы его компаньону не свойственна.
Фалмер больше не разговаривал, лишь сидел и смотрел прямо перед собой, словно видя нечто недоступное другим за кругом пламени костра, за освещенными ветвями и лианами, там, где таилась шепчущая тьма. В поведении его чувствовался невнятный страх. Продолжая наблюдать за Фалмером, Тоун заметил, что бесстрастные и загадочные индейцы тоже последовали его примеру, словно в ожидании какой-то неясной перемены. Загадка оказалась для Тоуна чересчур сложной, и вскоре он сдался, провалившись в беспокойную дремоту. То и дело просыпаясь, он видел все то же сосредоточенное лицо Фалмера, с каждым разом все темнее и искаженнее по мере того, как угасал костер и надвигались тени. В конце концов оно обернулось как будто недочеловеческим – его пожрали нечеловеческие тени, искорежили переменчивые страхи фебрильных грез.
Утром Тоуну полегчало – мысли его прояснились, пульс снова успокоился; но в нарастающей тревоге он наблюдал, как усилилось недомогание Фалмера: тот с трудом поднялся, не произнес почти ни слова, а двигался очень заторможенно и закоченело. Похоже, о своем предложении вернуться к Ориноко он забыл, и Тоуну пришлось взвалить все приготовления к отъезду на себя. Состояние Фалмера озадачивало его все больше и больше – тот выказывал признаки какой-то неизвестной болезни. Внешних признаков лихорадки не наблюдалось, все симптомы были невнятны и противоречивы. Но прежде, чем отправиться в путь, Тоун, руководствуясь общими принципами, дал Фалмеру лошадиную дозу хинина.