Кваздапил. История одной любви. Окончание - стр. 42

– Разберемся. Ты пока звони родителям, расскажи, что произошло, пусть вызывают лучшего адвоката, такого, чтобы объяснил ребятам в погонах, что такое хорошо и что такое плохо и чем насилие отличается от воспитания. – Войдя в роль, я указал сестренке на Хадю. – Скажи, что есть свидетель моей невиновности, он подтвердит, что представители власти принуждали несовершеннолетнюю к даче ложных показаний.

Козырь нашелся сам собой. Когда я начинал говорить, о концовке даже не думалось, за меня говорило нечто свыше.

Теперь есть, что обсудить с полицейскими для поиска взаимовыгодной развязки. Хадя, конечно, подтверждать не пойдет, и никаких «лучших адвокатов» родители не найдут, кроме самого дешевого, но оппоненты этого не знают.

Машка вдруг бросилась к сержанту, отчего он автоматически схватился за оружие.

– Господин сержант, простите Саню, он больше не будет!

– Не будет? – Сержант вздохнул. – Будет, уважаемая Мария Егоровна, поскольку без повода вы его не оставите. Зная вас и зная его…

– Ну простите же его, что вам стоит? – Машка упала перед сержантом на колени и попыталась схватить и обнять ноги в форменных штанах, отчего тот едва увернулся. – Пожалуйста! Никому не будет лучше, если вы его заберете!

Халатик на ней едва держался, вид сверху сержанту открывался замечательный.

– Маша! – Я сурово сдвинул брови.

Мне прилетел ответный взгляд, полный укоризны, затем сестренка поднялась и с недовольством затянула поясок. Черт подери, она что же, специально это устроила?!

Улыбка не сходила с лица сержанта, только из устало-добродушной она стала хитрой:

– Вы сказали «больше не будет». То есть, признаете, что брат вас бил?

– Не бил! И в городе вам только показалось! Да пусть бы он только попробовал ударить!

– Если вы, Мария Егоровна, фактами докажете мне, что на вас нет следов побоев, мы извинимся и немедленно уйдем.

Установилась тишина. Напарник смотрел на сержанта как на бога. Машка застыла в ступоре.

– Товарищ сержант, вы много на себя берете. – Я понял, что терять нечего. – Ваше требование можно понять как приказ несовершеннолетней раздеться.

– Не согласен, о подобном речи не идет. – Улыбка Старомоева переросла в торжествующую усмешку. – Я прошу предоставить доказательства, а если их нет, то проследовать с нами. Ничего более.

На заднем плане тихо сходила с ума Хадя. Машка бурлила, но без толку – все, что ни придумается, будет не в нашу пользу. Вдруг ее лицо просветлело.

– А если мне нравится, когда меня бьют? – выпалила она. – Если я мазохистка, и сама прошу, чтобы меня били?

Хадя охнула, у новичка-полицейского заблестели глаза, сержант потер руки.