Кваздапил. История одной любви. Начало - стр. 17
Водила на запах не жаловался, видимо, плата покрыла неудобства. В нужном месте мы вышли, скользкое тело вновь заняло место на спине, в лифт скривившаяся Настя заставила себя войти вместе с нами.
Звонок в нужную квартиру ничего не дал.
– Постучи, – сказала Настя.
Я постучал.
– Сильнее постучи.
Мой кулак едва не разнес дверь. Опять ничего, кроме пожилой соседки, что выглянула из противоположной двери.
– Не скажете, Люсины родители дома? – осведомилась Настя.
– Павел Евграфович с Ольгой Георгиевной на юг уехали. – Соседка презрительно задрала подбородок. – Этой шалаве квартиру оставили. Надеялись, что у нее совесть проснется. Нечему там просыпаться!
Соседская дверь с громом захлопнулась.
Настя порылась в сумочке подруги. Два ключа со связки подошли, замки поочередно клацнули, раззявилась черная пасть.
– Вноси, – приказала Настя. – Клади здесь, в коридоре.
Загорелся свет. Мы разулись, затем разули подопечную.
Еще вчера я мог лишь фантазировать на такую тему: одни в квартире с чарующей соблазнительницей, которая смущала взоры всех мужчин от мала до велика. И вот все на самом деле. Но то, как это происходило, с мечтами категорически не совпадало.
Я помог избавить Люську от куртки. Напарница отбросила ее в сторону, руки взялись за низ Люськиного платья:
– Ну?
Приподнятое за подмышки тело безучастно принимало все, что с ним делали.
Стянутое через голову платье вместе с курткой отправились в пакет, затем Настя по-хозяйски включила воду в ванной и с суровой деловитостью оглядела оставшуюся в нижнем белье подругу. На всем отчетливо проступали пятна невероятных вида и аромата.
– Поднимай.
– Что ты собираешься?..
– А что предлагаешь? – перебили меня.
– Пусть проспится. Увидит себя утром – может, сделает выводы. Если найдется, чем.
– А если тебя бросить таким грязным? Помогай.
Я перенес сползавшее из рук тело в ванну, где опустил в теплую воду прямо в белье.
Настя нагнулась к беспросветно отсутствовавшей подруге, а ее собственное короткое платье открыло белые бедра почти целиком, прорисовав все скрытое и вновь вызвав к жизни больную игру воображения.
Настя резко обернулась:
– Чего встал?
Видения рассыпались, искромсанные неприятным тембром.
– Я еще нужен?
– А сам как думаешь?
Не знаю, что это означает на женском языке. На всякий случай я вышел за порог ванной комнаты, краем глаза следя, как поддерживаемую под голову Люську лишали лифчика, а затем омывали – бережно, ласково, как хрупкую драгоценность. Если Настя чувствовала мое визуальное присутствие, то никак не реагировала.
Дело дошло до нижней части белья. Пара неудачных попыток закончились встречей Люськиного затылка, а затем лица с эмалированным чугуном. Принесся недовольный оклик: