Квартира - стр. 9
Лет восемь назад каким-то непостижимым образом Фролов скакнул на тысяча восемьсот десятое место, но затем вляпался в нехорошую историю, перепутав документы при сверке. Ему сделали выговор за халатность на партсобрании – благо, без занесения в трудовую книжку, – а затем он снова переместился назад, в пятую тысячу несчастных.
Впрочем, номер в очереди ничего не обещал. Жилищные условия Фролова были не так уж плохи, и при каждой смене обстоятельств его легко сдвигали. Фроловы жили не в бараке, а в просторной комнате. Полагалось иметь не меньше шести квадратных метров на человека, а у них было пять целых восемьдесят три сотых. В более невыгодном положении были только бездетные холостяки. Однажды Фролов по доброй воле уступил очередь Свете Никифоровой из отдела кадров – она уже три года жила на тех же семнадцати метрах, но у нее были муж, двое детей, да еще свекор. И, кстати, свекор парализованный. Рядом с такими случаями претензии Фролова на квартиру звучали смехотворно, и он даже сам торопился от них отказаться, лишь бы кто-нибудь не подумал о нем дурного.
Был еще вариант – бросить все и уехать куда-нибудь в закрытый город, где срочно нужны специалисты, а стало быть, и квартиру можно получить быстро. Но идею отъезда куда бы то ни было Лена по-прежнему не разделяла. В душе Фролова теплилась надежда, что все еще сбудется. Он ловил намеки и слухи в курилках, и чутье подсказывало, что однажды он дождется. Пусть не сейчас, пусть через пять лет, но квартира будет. Эта мысль скрепляла брак и давала им с Леной надежду на общее будущее.
Мечта о возвращении в Ленинград постепенно выветривалась, как выветриваются духи в старом флаконе. С каждым годом она казалась все более фантастичной. Фролова повысили до старшего сверщика. Ленка нашла работу в трамвайном депо. Ванька пошел в детский сад. Комната, в которой они жили, год от года заполнялась новыми вещами: санками, зеркалами, тумбочками. На смену детской кроватке пришла длинная тахта. Рядом с ней появился стол, где Ванька мог заниматься. Сервант забился книгами, посудой, сувенирами, постельным бельем. С каждым годом нажитое добро становилось все более неподъемным грузом. Забрать его с собой было бы трудно, а бросить еще труднее.
Иногда Фролов звонил сестре и спрашивал, как дела в Ленинграде. Катька в ответ сообщала, что здоровье матери становится все хуже. Мать страдала тяжелой формой сахарного диабета. Фролов искал в себе сочувствие к ней, но не находил. Ему вообще не хотелось общаться с матерью; всякий раз, когда Катя предлагала передать ей трубку, Фролов находил повод завершить разговор.