Квадрат для покойников - стр. 39
Смех неожиданно прервался, зашуршала бумага, и Труп, пришедший в себя, понял, что наблюдать за ним не может никто – иначе преступление и не было бы преступлением. А хихикал близорукий, лысый человек, писавший что-то смешное в толстую тетрадь, и Труп ему сейчас покажет!..
Он отогнул край занавески и заглянул в комнату. Человек все так же сидел за столом и писал, да и в обстановке комнаты ничего не изменилось. Труп, уже не таясь, не сохраняя тишины, спрыгнул на пол. Но, к его удивлению, хозяин комнаты не обратил на него ни малейшего внимания, продолжая писать. Труп, своим эффектным появлением ожидавший от хозяина негативных эмоций, стоял сейчас в комнате, как дурак, растерянно глядя на весельчака, снова меленько захохотавшего над своим сочинением. Труп подошел к хохочущему человеку и рукой в презервативе похлопал его по голому плечу.
Тот вздрогнул и вдруг, неожиданно и резко вскочив, вынул из ушей два белых катышка и попятился от Трупа к двери.
– Вы – грабитель! Я вас узнал! – воскликнул он. – Я вас узнал и запомнил! У вас запоминающаяся внешность… У вас на лбу…
Труп надвигался на него молча.
Подойдя на достаточное расстояние, он двинул ему в солнечное сплетение. Лысый человек в нижнем белье выпучил глаза, широко открыв рот, хотел вздохнуть или что-то сказать, но от боли согнулся пополам и повалился на пол. Труп наклонился над ним и стал что-то осторожно трогать на его теле руками…
Когда спустя минуту Труп разогнулся, лысый человек на полу был мертв.
Тогда тридцать лет назад, лежа на нарах рядом с обреченным и уже начавшим умирать Парамоном, Труп услышал удивительные и странные вещи, о существовании которых не подозревал.
***
Много столетий назад, когда ходили по Руси лихие атаманы с шайками головорезов, бродила средь разбойников тайна великая, и "посвященный" в нее счастливым считался. Тайна передавалась носителем ее перед кончиной, и не смел он умереть по закону разбойничьему, не передав тайну другому – не находила тогда душа его покоя. Для этого бывало и из острога бежали, на все богатство награбленное охранников подкупив, или шайкой под пули солдатские кидались, чтобы высвободить "посвященного". Потому что дороже тайны ничто не ценилось. Каждый мечтал, чтоб ему тайну передали, хотя и ведал, что гнет это на всю жизнь. Долго бывало "посвященный" выбирал, кому передать: приглядывался к тому, и к этому… А потом, найдя уже, экзаменовал: спрашивал об законе разбойничьем, а уж потом только обучать брался.
Есть на теле человечьем места особенные. Есть такие, где боль ему доставить без труда можно, а есть места, в которых память живет, сила, жизнь протекает… Много мест на теле человечьем, надавив на которые, жизнь в человеке остановить можно, чтобы она не шла туда, куда ее Бог запустил. Можно было руку иссушить, начинала рука сохнуть, и уж никакими медикаментами в нужное состояние ее не приведешь; память отшибить тоже можно… Иной силач коня на плечах носит, а и тот чахнуть несгодя начинает. Глядь, через полгода-год уж заморыш – еле ноги волочит. Куда там коня?! А иной умник вдруг в идиота превращается и ходит по дворам, хихикает, побирается да в хлеву со скотом спит. Особенно же успешно умертвляли без следов, словно зелья с ядом выпил. Любой свидетель злодейства или какой неугодный "посвященному" человеку умирал безболезненно. Умел "посвященный" в нем жизнь остановить, не топором перерубив, не ножиком перерезав жизненный путь, а остановить, надавив ему на особые места. И не то что из всех богатырских сил надавить, вовсе нет – перстом чуть только утрудившись. Располагались эти зоны в разных краях тела, и если место не точно познал и усвоил, то и загаданного эффекта не жди. Оттого секрет передавался с расстановкой да толком. И не будучи уверенным, что ученик познал секрет в точности, мастер помереть не смел, выпрашивал, ежели не дюжил, у Бога еще хоть денечек-два…