Курсант. Назад в СССР 8 - стр. 38

– Вы сказали, у вас бардак, – холодно проговорил я, осматриваясь. – И где же он? Вполне себе прилично.

– Ну, как же? Вон на столе посуда грязная. Воды горячей нет, приходится в тазике мыть.

– Посуду мы переживем, – заверил я.

– Извиняюсь, а вас самих как зовут?

– Андрей Григорьевич, а это Светлана Валерьевна.

Мы сели на застеленный клетчатым колючим пледом диван, который ночью заменял жильцу кровать. Сапожников остался стоять, привалившись к единственному в доме столу. Из мебели был еще только трехстворчатый платяной шкаф, добротно скроенный из чистого массива дерева. Такие шкафы делали в шестидесятых, а потом уже стали клепать из листов «полировки». Лак местами облез, но стенки не покосились до сих пор.

– Аскетично живете, – я еще раз внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел.

– Дом мой сожгли, пока я срок тянул, – холодно проговорил хозяин. – Пришлось потом из хлама собирать себе жилище.

Он не сетовал на тяготы или несправедливость, как будто принимая на себя меру ответственности. Но это все догадки, а надо бы от него услышать.

– За что же так с вами обошлись?

– Если вы из милиции, то наверняка знаете, – подозрительно прищурился Сапожников.

– А вы нам сами расскажите.

– Не хотелось бы вспоминать, – вздохнул он. – Но, если вы настаиваете?

– Настаиваем.

– Я убил своего ученика, – неожиданно прямо выдал он. – Я раньше в школе учителем математики работал. Параллельно вел шахматную секцию.

Так вот откуда в нем интеллигентность. Сапожников – бывший препод. Занятно. Я личное дело его еще не читал. Нам Огурцов только списочно сведения предоставил. А досье на него на зоне хранится, и в конторе участковых должно быть еще одно.

– Как это произошло? – мы со Светой с интересом на него уставились.

Психолог пока молчала, но я-то знал, что она включилась уже в работу по полной и изучает Сапожникова, как белую мышку. Стопудово уже анализирует каждый его жест и слово и составляет в голове психотип. А мы ей в этом поможем.

– В семидесятом дело было, я тогда только Новозыбковский пединститут закончил. – Сапожников начал рассказ неохотно, но после первой фразы будто погрузился в воспоминания и даже будто немного кайфанул.

Нечасто ему такое приходилось рассказывать, а может, и вовсе никогда. Мне показалось, что даже монстрам требуется иногда излить душу.

– Отработал в школе пару лет, – продолжал он. – А авторитета не снискал. Ни у коллег, ни у подопечных. Телом был неказист, не больше среднего старшеклассника, а душой слишком мягок. В общем, не мужик, а кусок поролона – хоть никто такого прямо не говорил, а понятно. Молодой был, неопытный. Верил в справедливость. Вот и сели мне на голову ученички. Десятый класс – лбы выросли, что некоторые выше меня на целую голову. С дисциплиной на уроках совсем беда стала. Будто учитель математики для них – пустое место. Не смог я себя сразу поставить, а потом поздно уже было что-то менять. И коллеги надо мной посмеивались.