Курсант. Назад в СССР 4 - стр. 29
Поэтому некоторые занятия у нас проводили гражданские преподаватели из Новоульяновского пединститута, люди интеллигентные и приятные. Просто глаз отдыхал на их пиджаках, галстуках-подтяжках и прочем, чем обычно люди один от другого в социуме отличаются.
Пользуясь возможностью, я подтянул свои знания по некоторым дисциплинам, к которым в студенчестве относился спустя рукава (молодой был, девочки, дискотеки и другие увеселительные занятия не давали с головой окунуться в учебу).
А тут даже если захочешь, то не отлынишь. Если на гражданке можно забить, выключить будильник и не пойти на пары, то тут подводная лодка. Хочешь не хочешь, а каждое утро на занятиях торчать будешь. Посещаемость поэтому была почти стопроцентная. Пропускали лишь по уважительным причинам: наряд или если в госпиталь слег.
Учиться мне даже понравилось. Сам от себя не ожидал. Конечно, многие лекции казались наивными, если сравнить с суровой практикой, которой я успел хапнуть. Но теоретические предметы заходили на ура.
Тяга к знаниям у людей, я считаю, генетически заложена. Потому-то мы и смогли из мартышек в свое время переродиться. Оно ведь как было, если ты первобытный балбес и не хочешь слушать рассказы вождя о том, где лучше малину или другие бананы собирать, не хочешь учиться и познавать мир, то при первой вылазке за орехами тебя тут же слопает медведь или саблезубый крот. Поэтому интерес к новому – родственник инстинкта выживания, кровный. Чем любопытнее ребенок, тем больше шансов у него перенять опыт предков, навалять кроту и вернуться целым и с трофеями.
Самым тяжелым предметом считалось уголовное право. Ребята часто заводили глаза к потолку, едва видели такую строчку в расписании. Вел его у нас скудоусый гражданский мужичок довольно-таки зрелых лет, когда с мамой уже точно никак не живут. Доцент в подстреленных штанишках.
Поговаривали, что преподавание – это вся его жизнь, потому как другой не было. Ни жены, ни детей, только собака, кошка и мать. Которая, судя по его затравленному виду, держала сыночка в рукавицах из меха галапагосского ежа.
Но это он только с виду был сморчком. В своей дисциплине считал себя минимум Богом, а то и самим дьяволом. И считал товарищ Зверьков, что все курсанты, включая даже троечников в десятом поколении, должны знать его предмет, как отче наш. Остальные предметы, конечно же, не важны. А вот уголовное право…
– Не отвлекайтесь, Петров.
– Вы мешаете товарищам внимать, Петров.
– Этот вопрос не имеет ни малейшего отношения к нашей лекции, Петров.
Вот, что я слышал от него чаще всего. Да, с первых дней Зверьков меня почему-то невзлюбил. Не мог повлиять на курсанта, который всегда готов был вступить в дискуссию по поводу субъективной стороны преступления. Я-то практик, а он – на старых советских книжках взращен. Мои познания складывались на практике, а он реальное преступление только на страницах учебника видел.