Курай – трава степей - стр. 60
– Чего уставилась… – хозяйкой ты будешь?! Вводи в свою молельню, разговор есть!
Громкий разговор в коридоре разбудил Виктора Алексеевича и Надю. Вскочив с кроватей, они стали натягивать на себя одеж- ду. Виктор Алексеевич, увидев вошедшего представителя власти, на лице не изменился и вёл себя вполне спокойно. В отличие от отца девочка явно была напугана незваным гостем. Наде шёл де- вятый год, но она уже имела хорошее представление о подобных людях в форме и с оружием. В те вечера, когда в их хате собира- лись верующие: она всегда слушала их разговоры, вникала в со- держание прочитанных вслух редких писем от родственников из далёкой Сибири. Часто слушала страшные рассказы о массовых расстрелах казаков на Кубани в двадцатом году, которым внача- ле пообещав домой отпустить, в конечном счёте, подло обману- ли: подержав как военнопленных, потом скопом в десятки тысяч в расход пустили. Мать предложила гостю табуретку, выставив её на середину комнаты, на что тот ответил, что рассиживаться ему некогда и, продолжая стоять у порога, рукоятью плети хлопал се- бя по ладони. Окинув взглядом хату, задержал взор на иконах в святом углу, после чего начал свою речь:
– Ты, слепая, кончай тут собирать у себя всяких мракобесов, подкулачников и другой антисоветский сброд! А то не посмотрю
на твою слепоту, отправлю на Соловки молиться, там как раз твои братья и сёстры усердно молятся. Там тебе будет хорошая компания, тебе подобные: монахи, юродивые, даже святые, го- ворят, имеются там. Если не прекратишь этот бардак, так и знай, второй раз предупреждать не буду, выпишу пропуск туда, куда сказал уже тебе. Слух то ты имеешь? А то потом скажешь, что ещё и глухая.
Лукерья Александровна была обижена физическим недос- татком, но не благородством души своей, ибо она была не из какого там захудалого рода, потому, услышав такое оскорбле- ние в свой адрес в её душе, вероятно, взыграла гордость всех её далёких предков. После небольшой паузы, грубо, понизив го- лос, глядя на НКВДшника подслеповатыми глазами, один из ко- торых явно показывал эту слепоту своей белой пеленой затяну- того зрачка, сказала на своём хохляцком языке:
– Я тэби так скажу, нелюдь! Нычого ты зо мною нэ зробыш! Я в своеи хати Богу молюся, а шо до мэнэ ходють люды, то нэ грих даже для твоей власти. А сдыхать мени усё равно дэ, шо на твоих Соловках, шо тут в своий хати. Так лучше я сдохну тут, мо- жеш мынэ хоть сычас тут убыть. Вы скикэ людей угробылы?! На кладбищи уже хороныть нигдэ, в балки хоронють – дэ нызя! И нас послидних рано или позно довыдытэ до смэрти! Шо ты хо- дыш – людэй лякаеш, за тобой самом смэрть слидом ходэ. Нэ довго тыби осталось нашу зэмлю топтать! Свои извыргы, такиж, як ты, и убъють тыбэ! Будь вы прокляты! Як вас ище зымля носэ, кода она ужэ провалыца пид вамы!