Курай – трава степей - стр. 40
Ещё утром, когда участковому дали в руки записку он сразу понял, что её придётся отдать органам. Хотя он в какой-то мере
тоже относился к тем же органам правопорядка, но прежде все- го он не забывал, что он такой же житель деревни, как и осталь- ные все: выдернув из-за спины полевой планшет, достал лист бумаги и переписал дословно содержание записки. Позже, спустя месяц содержание этого предсмертного письма будет гулять по деревне, коряво переписанное друг у друга. Многие особо верующие, попросив переписать на листочек записку, по- сле несли домой, и клали за иконку, после чего становились на колени, крестились и читали молитвы по страдальцам. Церквей не было не только в сёлах, но даже в райцентрах. Их начнут от- крывать лишь после сорок третьего, когда немцев угонят за реку Миус. Записка была по содержанию не большая, но она говори- ла о той трагедии, обездоленности, тщетности русского кресть- янства, которое установилось на всем пространстве этого не- объятного государства. Предсмертная записка гласила:
«Господы, просты мынэ рабу твою гришну. Просты, Ма- тырь Божья и царыца небесна, мынэ и моих нысчастных ди- ток. Простытэ мынэ, люды добри, шо я такэ сотворыла. Не- мочь було бачить, як мои дытыны пухнуть с голоду и налыва- ються водою. На том свити, може, господь Бог сжалыться над нымы, моимы роднинькымы диткамы.»
«Господи, прости меня рабу твою грешную. Прости Ма- терь Божья и царица небесная, меня и моих несчастных де- ток. Простите меня, люди добрые, что я такое сотворила. Не могла больше видеть, как мои дети пухнут от голоду и наливаются водою. На том свете, может, господь Бог сжа- лится над ними, моими родненькими детками».
Егор Игнатовский родом был из донских казаков. С Екатери- ной они поженились, когда обоим было уже под тридцать лет. Катя не пожелала покидать родные края и переселяться на Дон, на чём так настаивал Егор.
– Строй здесь хату, – сказала она, – здесь мои все родные похоронены, на кого я их оставлю? В двадцать втором от сыпня-
ка все умерли, я чудом тогда с того света выкарабкалась, а меньшего брата увезли куда-то – в детдом наверное, с тех пор ничего о нём не слышно. Сейчас он взрослый уже: начнёт ис- кать, придёт бумага сюда, а те отпишут – не значится такой. Нет. Здесь будем жить, может, потом и уедем на твой любимый Дон. Егор беззаветно любил свою Катю, потому, не прекословя, по- ступил, как она сказала. С помощью своей родни с Дона в одно лето построили новую хату. Добротную хату с четырёхскатной крышей такие казачьи дома строили на родине Егора. В осень он уже вселился в хату вместе с молодой красавицей женой. Уже через год родился первенец мальчик, а за ним в промежут- ке полтора-два года родилось ещё два мальчика. Все трое по- хожи друг на друга: кудрявые такие головки со светленькими волосами, будто с иконы снятые. Родители не могли нарадо- ваться ими, души в них не чаяли. Но пришёл год двадцать девя- тый. Егор с каждым днём становился замкнутый, печальный, больше молчал, коротко отвечал на вопросы жены. Слухи с До- на, так или иначе, просачивались и сюда, ибо у многих жителей села были тесные родственные связи с Доном. Вначале Екате- рина не могла понять причину столь резкой перемены настрое- ния мужа. Начала было подумывать, не завелась ли какая за- зноба на стороне у Егора. Терпела не одну неделю, надеясь, что муж сам скажет причину своей угрюмости и отчуждения, но Егор продолжал упорно помалкивать. В один из вечеров уложив детей в кровати, подошла к кровати, где уже лежал муж, села у его изголовья на табуретку и, глядя ему в лицо, сказала: