Кумир - стр. 2
Актер резко подорвался на ноги, бросив в лежачем положении только что «убитую» девушку, и с нескрываемым отвращением посмотрел на режиссера:
– Ну, что опять?
– С тобой ничего. А вот к ней, – режиссер навел свой пухлый палец на уже успевшую ожить актрису, – у меня есть вопросы. Скажи мне, кто так умирает?
– Как… так? – слегка проиронизировала актриса, по-турецки расположившись в углу, где только что умирала.
Лицо режиссера покрылось тремя пунцовыми пятнами (эта своеобразная реакция организма преследовала его с раннего детства), и слюни творческого негодования накрыли всех присутствующих, как внезапный тропический дождь:
– Да ты заплакать должна… Ты ему только что в любви призналась… Он для тебя – все… понимаешь? То, что ты всю жизнь искала, хотела… вот оно – перед тобой… вся твоя жизнь. А в тебя стреляют… и забирают у тебя эту жизнь… Он ревет над тобой… а ты хлопаешь нарощенными ресницами, как восторженная дура. Ты чего? Да если бы мне нужна была такая эмоция, я бы взял напрокат манекен из стокового магазина… Показать тебе, как ты умерла? Да тебе зритель не поверит… тебе…
– Нормааально умерла, – резко перебил его актер. – Что ты к ней привязался? Кто на нее смотреть будет в этот момент? Ей не поверят? Ей поверят, даже если она, умирая, будет пузыри от жвачки надувать. Ей поверят, потому что мне поверят. И на этот фильм пойдут, потому что на меня пойдут. Так что хватит ее задрачивать!
Юная актриса с восхищением и благодарностью стреляла глазами в сторону своего неожиданного защитника, который ловил все новое и новое вдохновение от ее восторженных взглядов и уже не мог выйти из роли благородного рыцаря. В этот момент оператор нежно почесал свою брутальную бородку и тихонечко шепнул на ухо новому коллеге, с которым пару часов назад проснулся в похожем гостиничном номере:
– О… пошел звездить… Ты смотри, как заступается за нашу проплаченную «киску».
– Слушай… не было бы «киски», так сидели бы сейчас без работы. Пусть позвездит… Он – звезда. Ему можно, – зевнул коллега, все еще не опомнившись после бурной ночи с оператором Андреем.
– Потому-то ему и с рук все сходит… потому что такие, как ты, считают, что таким, как он, все можно…
– Андрей, ты просто ревнуешь. Угомонись. Он у нас дамский угодник.
Режиссер продолжал активно спорить с актером, в экстазе жестикулируя, как стервозная итальянка в свои самые бурные годы:
– Гога! Да у меня всегда – лучшая команда… что ты начинаешь? Ты сам не видишь, что она ни хрена не справляется? Ты…
Но свидетели и участники сцены не успели дослушать, что должно было последовать после «Ты…», и виной этому стала молодая и очень несимпатичная барышня, которая поставила недалеко от Гоги стакан с апельсиновым фрешем и неудачно совершила попытку быстрой капитуляции.