Куликовская битва - стр. 21
– Нет, по полю шастать в такую жару не дело, – продолжает негромкий разговор черноволосый простой воин небольшого роста, обращаясь к шагающему рядом седому видавшему виды крепкому мужику. – Тебе вот часто приходилось в такую жару в поход ходить, а Пахом?
– Не знаю, я не считал. Я больше дома сидеть люблю.
Пахом говорит, не оборачиваясь на собеседника, он явно не жаждет продолжать разговор.Рядом с ним шагает здоровый парень, которого высмеял около Коломны Прохор.
– А я в такую погоду люблю на озере рыбку ловить, – заявляет здоровяк, он явно молод и первый раз в таком деле.
– Тебе бы и сейчас дома посидеть, – говорит ему Пахом с досадой в голосе, – рано тебя тятька на войну отправил. О чем только думает. Ты, Афанасий, если что начнется, держись меня. И когда своей дурой махать начнешь, по сторонам гляди, а то нас зацепишь.
Дурой Пахом назвал кистень, висящий на поясе Афанасия, явно сделанный под руку гиганта.
– Это ты верно заметил, Пахом, зашибет он нас по дурости. Надо бы ему что поменьше дать. А лучше дубину простую. Ты им хоть махать-то умеешь, Афоня? – обратился он в конце к парню.
– Вот ты, дядя Митяй, все время всякие глупости говоришь, меня же Семен-кузнец учил. Он мне и кистень специальный сделал. Говорит, что мне только им и махать.
Дорога, пошла через лес. В тени идти было веселей. Митяй с удовольствием вздохнул полной грудью лесную прохладу.
– Красота…Эй, где там сотник, привал бы объявили. Целый день без остановки топаем. Ноги отвалятся! – крикнул Митяй вперед.
И в это время как будто специально для него разнеслось:
– Стой! Привал! Есть, пить, не расходиться!
Колонна остановилась, и все, кто где стоял, уселись на землю. Кто-то сразу стал развязывать заплечные торбы. В руках появилась различная простая снедь: яйца, хлеб, сушеная рыба. Забулькали бурдюки.
– Нет, ну ты слышал, Пахом, какой я счастливый. Только попросил привал – и вот тебе привал. В лесу в прохладце. А не пошел бы ты со мной, сейчас бы на солнцепеке загорал.
Пахом, лежал, полуприкрыв глаза и заложив руки за голову. Он даже не повернулся в сторону Митяя, но вдруг громко сказал:
–Афоня, хватит лакать. Еще идти незнамо сколько.
Здоровяк послушно опустил от лица бурдюк. Вытер стекающую по подбородку на грудь влагу. Удовлетворенно улыбнулся. Капельки пота блестели у него на носу. Он явно устал, и у него не было сил даже говорить.
– И то верно, – тут же встрял Митяй, – много пить будешь, потом будет тяжело. Дай-ка мне глоточек сделать.
– А где же твой, дядя Митяй? – спросил Афоня, протягивая ему бурдюк.
– Да там совсем мало осталось, что-то я не рассчитал. Товарищей в дороге угощал.